Катешизис

— Она идёт – услышал я лишь эхо из чёрного лаза собачьей конуры.

Лиза подошла к столику:

— Будем пить кофе здесь или в другом месте?

— Здесь или в другом месте, мне без разницы, - ответил я, пытаясь изобразить равнодушие, на самом деле, был жутко и непонятно чем раздражён. На неё, и на себя, конечно. Лиза улыбнулась, казалось, она понимала моё состояние. На мгновение в голове появилась и тут же исчезла, не успев стать осознанной, мысль, что девушка заранее предчувствует всё, что со мной происходит. Буд-то волна жёлтой краски выплеснулась из солнечного сплетения в мозг, погрузив его на миг или навечно в пустыню молчания. Щурясь, я смотрел, как Лиза села напротив, давая понять, что пить кофе здесь её вполне устраивает.

— Скажи, откуда ты всё знаешь? – спросил я.

— Что всё? – удивилась девушка.

Я пожал плечами. Окурок в пепельнице, тлея, отпускал на волю сизую душу умирающего табака.

— Про меня… всё.

Я смотрел, как она качала головой из стороны в сторону, не отрываясь, глядя мне в глаза, словно говорила «нет, ты ошибаешься». Черты её лица стали подрагивать, словно воздух над раскалённым горизонтом пустыни. Они изменялись, деформировались, погружались в туман. Лишь глаза отчётливо существовали в потоке моего восприятия. Её глаза. Их цвет менялся, словно расходящиеся по воде круги от брошенного камня. Из серо-голубых они превращались в желтые, карие, потом, вдруг чёрные – цвет радужки слился со зрачком. Мир поплыл в неизвестность. Радуга глаз затмила происходящее вокруг.

***

— Называй меня Господин, - сказало что-то, словно разговаривало с несуществующим, никчемным и ненужным.

— Как, как? – переспросил Адам.

— Господин – повторило Что-то. Звук падал откуда-то свысока, из облаков, раздражая слух. Совсем не так как раньше, нежно обволакивая со всех сторон, укутывая в пелену безопасности.

— Что за новое слово такое? – наивничал Адам.

— Вот такое вот новое слово, - облако в вышине превратилось в два белых предплечья и скрестило руки на груди неба.

— Что это значит?

Господин возмутился, голос сверху ещё больнее стал врезаться в уши, порождая головную боль:

— Какая тебе разница-то – нечего разговоры разговаривать, пустой болтовнёй заниматься, сказали называть ТАК, значит называть ТАК.

— Хорошо, хорошо, - согласился человек, схватившись за затылок, - как скажешь, так и будет. Но, я, в общем-то, по делу пришёл.

Облако превратилось в ладони, разошедшиеся в сторону по ухмыляющемуся небу.

— Что, опять просить пришёл?!

— Почему просить, разве я тебя когда-нибудь?…

— «Господин», - перебило Что-то, - произноси это слово почаще.

— Хорошо, Господин, - на висках человека от боли выступил пот.

Ладони облаков на небе соединились, словно всплеснули друг о друга.

— Ты же птица гордая, ты же ничего не просишь, ты только спрашиваешь.

Человек не выдержал и в сердцах топнул ногой.

— Да почему ты злишься то?!

— Нисколько, нисколько, - облако превратилось в веер и стало демонстративно помахивать на рассерженное небо. – Короче, не умничай! - раздражённо прервал Господин, - говори, чего хочешь и проваливай.

Человек стал заикаться от волнения:

— Я просто пришёл…

— Я уже это слышал! – раздражённо лилось с неба.

— Совет пришёл спросить, - мялся Адам. – Не знаю, что с ней случилось, - пожимал он плечами, - не разговаривает со мной, ночами не спит, мечется, боится. А то, тихо стоит у окна и смотрит куда-то в пустоту. Иногда говорит, что хочет сына убить. Любит его очень, понимает, что такое не то, чтобы говорить нельзя, а и мысли такой допускать невозможно. А они, мысли, будто сами собой возникают. Оттого, к ребёнку не подходит, не прикасается. Кормить его нужно, молока просит, кричит, а она тоже в плач. Руками лицо закроет и лишь сквозь слёзы прощение просит у младенца. Я его козьим молоком поить пробовал, но что козье, когда ему мать нужна. Что делать – ума не приложу, – человек развёл руками.

— Так, значит ты все-таки, помощи просить пришёл, - усмехнулось небо, весело играя облаками то, ускоряя, то, замедляя их бег.

Лицо человека залилось краской, он опустил голову, глядя исподлобья, топнул ногой и заговорил громко, вбивая в воздух каждое слово:

— Ты стал очень злым, - Адам тяжело дышал, - невыносимым, грубым и противным. Мне не доставляет никакого удовольствия говорить с тобой с некоторых пор, совсем не доставляет. – Ведь это ты, сказал ей, что я был с другой женщиной раньше!!! – Не выдержал он. – Ты, бесчеловечное, ввергнуло её в печаль!!!

— Ха – ха – ха, - раскатилось по небу ЧТО-ТО. – Я - злой? Нет, я совсем не злой, вот твой сын, вот он будет злой, а я очень добрый. – Ха – ха – ха, - заливался Господин, я очень добрый, сладкоежка ты мой. Говорил тебе не кушать яблок. Конечно, ты мог их грызть, но пока не было Евы, понимаешь, - ветер ураганом дул в лицо Адаму. - А теперь я злой. Тьфу, дурь какая. Убирайся вон. А в наказание за распущенность твою, принесёшь мне то, что находится у сына твоего между ног, понял?!– небо было в гневе.

— Но, как же?! - взмолился Адам. – так не должно быть. В чём он, мой сын, виноват?! Я?! Ева?!! Как же род мой дальнейший. Ненавижу тебя!!!