Катастрофа в две полоски

– Будут документы, – просипела я в трубку, кусая губы, – через, – бросила взгляд через плечо, Стаса след простыл. Наконец-то!

– Через пять минут!

– Жду. И только попробуй… – что там я должна “попробовать”, я уже не услышала, потому что бросила трубку и, как сумасшедшая, рванула в кабинет Мирона.

Сердце стучало  отбойным молотком и прямо по моим нервам. Кровь била в виски. Фантазия рисовала самые страшные картинки, а руки тряслись. Но, долетев до стола Троицкого, я перерыла лежащие там папки и нашла тот самый договор аренды.

Выдохнула. Чуть успокоилась.

Правда, как открыла камеру, до сих пор загадка, пальцы отказывались попадать по кнопкам на экране, а фотки получаться четкими.

Однако худо-бедно я с собой совладала.

Щелк.

Один лист готов.

Щелк.

Второй тоже у меня.

И так все пять имеющихся в договоре листов улетели в мою фотогалерею, а оттуда прямиком Элле Робертовне на почту.

Чувствовала я себя в этот момент до ужаса погано. Если не сказать, мерзко. Тошно было от самой себя. И как бы я не успокаивала себя тем, что это всего лишь аренда и ничего плохого с этими бумажками Эллочка не сможет сделать, все равно, мерзкое, вязкое, “облепившее” с ног до головы чувство, будто я предатель, не желало уходить.

А вот мне бежать отсюда было пора. И желательно со всех ног. Час, который обозначил Мирон, уже минут тридцать как прошел, и начальство вот-вот должно было появиться на своем рабочем месте.

Засуетившись, я попыталась сложить ворох бумаг обратно аккуратной стопкой,  папки уголком к уголку, но дрожащими руками сделала только хуже. Документы разлетались, падали, улетали, катались по полу и совершенно не желали укладываться аккуратными стопочками.

– Блин-блин-блин, Лера! – шептала я себе под нос, моля провидение дать мне еще пару минут.

Однако меня не услышали…

Зато я услышала из приемной:

– Анжела, приготовь для нас кофе, будь добра, – голосом Мирона, а потом шаги. Решительные, размашистые и все быстрее приближающиеся к кабинету.

Сердце ухнуло в пятки.

Похоже, я допрыгалась…

– Мне, если можно, со сливками, Анжелика, – вторил голосу Мирона еще один. Сухой, “холодный” мужской бас. Мне совершенно незнакомый, к слову. А это значит, что генеральный наш вернулся не один, а с кем-то из партнеров, и сейчас меня ждет двойной позор.

Блин, Совина! Твое бы “везение” да черту в подарок. Ад бы сгорел! Или Эллочке-стервочке. Что даже лучше. Может, тогда она бы поняла, каково нам живется, бедным, обделенным фортуной людишкам.

Не о том, Лера! Ой, не о том думаешь!

Шаги приближались. А я все стояла, как памятник себе и своей глупости, и таращилась на дверь. Просто стояла и просто таращилась. Мысленно считая секунды и удары своего сердца. Ноги в туфлях точно к полу приклеились, а тело онемело от страха и ощущения надвигающихся, как снежная лавина, проблем.

Мне конец. Окончательный и бесповоротный. Упрекающим взглядом темно-синих, как льды Арктики, глаз Мирона меня сначала заморозит, а потом взорвет идущими от него волнами молчаливой ярости. Бум! Была Лера – нет Леры.

Трусловое беременное “я” уже даже смирилось. Так и встретила бы Троицкого позорным “здрасте” во всей красе, с телефоном в руках и раскиданными по его столу бумагами, как прямое доказательство моей “служебной неверности”. Если бы второе разумное “я”, которое выползало редко, но метко, не завопило в голове протяжно:

– Чего стоишь, дура! Прячься!

И вот тут я засуетилась. Начала метаться по кабинету из угла в угол, как пойманный в клетку зверек, да еще и на цыпочках, чтобы, не дай боже, хозяин кабинета не услышал! И лихорадочно пыталась сообразить, куда?! Куда здесь можно засунуть тел… то есть себя?!

Прячься. Легко сказать, прячься! В кабинете, где единственным возможным укрытием может быть шкаф…

Распахнула дверцы.

Нет, не вариант. Сплошные полки.

И…

Стол. Широкий, массивный стол из темного благородного дерева.

Две секунды. Ровно столько у меня оставалось на размышления. После чего, плюнув на все и решив, была не была, я юркнула под стол своего начальства, прижав ноги к груди и прикрывая рот ладошкой, не дыша, замерла.

В то же мгновение дверь в кабинет открылась.

– Прошу, проходите, – донесся до меня голос Мирона. Я зажмурилась, мысленно молясь, чтобы мужчина не надумал занять свое директорское кресло, иначе все. Финита ля комедия, как говорится.

Послышались шаги, какое-то шуршание, возня, после чего гость, похоже, занял одно из предназначенных для посетителей кресел.

Мирон пока медлил.

И только тут я в полной мере осознала, какой разгром учинила на его столе своими трясущимися руками и, судя по шуршанию, не только на столе. Какие-то бумаги слетели на пол, и Троицкий их сейчас поднял, выдав задумчиво:

– Любопытно.

– Что, простите?

– Это я не вам, Николай Алексеевич.

– Н-да… кстати, спасибо, Мирон Александрович, что согласились со мной встретиться.

– Что вы, – судя по всему, ухмыльнулся Троицкий, – вы были так настойчивы, – и только глухой не услышал бы в последней фразе издевку, граничащую с легким недовольством.