Катастрофа в две полоски

Приходя в себя, я вполне осознала, где нахожусь. Провалами в памяти точно не страдала, и события благотворительного вечера тут же всплыли в голове яркими картинками. Вот только потеря во времени была ощутимая. Я даже примерно не могла представить, сколько часов я провалялась в беспамятстве. Час? Два? Пять?

Открыв глаза, увидела, что меня окружает дорогая больничная палата. Наверняка частная клиника. Приглушенный свет от ночника, светлые кремовые стены, пиликающие новенькие приборы: датчики и прочие “прелести” – и, естественно, стерильная чистота вокруг.

А еще Мирон, стоящий у окна, привалившись плечом к стене, любующийся на ночной город. Такой соблазнительный и такой уставший, судя по поникшим плечами.

Сердце подскочило в тревоге, надеюсь, с ним все в порядке?

Стоило мне только подать признаки жизни, как Мир тут же обернулся. Его обеспокоенный взгляд пробежал по мне, и мужчина решительно двинулся в мою сторону. В пару размашистых шагов преодолел разделяющее нас расстояние и присел на край больничной койки, которая слегка под ним прогнулась.

Дыхание перехватило, а я с облегчением отметила, что ни ссадин, ни синяков, ни ушибов, ни никаких других прочих напоминаний о произошедшей драке на лице любимого мужчины нет. Выдохнула.

– Привет, спящая красавица, – прошептал Мир,  нежно прикасаясь пальцами к моей пылающей щеке, невесомо поглаживая.

– Привет. Как ты?

– Я-то, в отличие от тебя, на больничной койке не валяюсь, – ухмыльнулся Троицкий. – А ты как себя чувствуешь?

– Бывало и лучше, – улыбнулась я в ответ. Ну, или во всяком случае попыталась. – Я, наверное, выгляжу, как умертвие?

– Ну, в таком случае ты самое соблазнительное умертвие, что я встречал в своей жизни. И ты меня здорово напугала!

– Поверь, себя я напугала не меньше. А сколько сейчас время? – опомнившись, обвела глазами палату в поисках часов. Но тщетно.

– Почти два часа ночи, – сказал Мир, бросив взгляд на свои наручные часы. – Врачи вообще говорили, что ты проспишь, как минимум, до утра.

– Что ты в таком случае здесь делаешь? И почему тебя не выгнали?

– Это было весьма проблематично. У них не получилось. Я планировал всю ночь сидеть и бессовестным образом на тебя смотреть, а ты всю малину мне испортила, – нарочито обиженно покачал головой этот невероятный мужчина.

Я уже говорила, что обожаю такую его улыбку и хитрый взгляд? Даже если да, то повторюсь. Дух захватывает, а сердце заходится, когда вижу Мира таким.

– Я люблю ломать чужие планы, – рассмеялась я тихонько.

Мирон же в ответ улыбнулся. Так мило, что бабочки в животе затрепетали. О-о-ох, как щекочутся, заразы… Нет, вы посмотрите! В теле такое полное опустошение, что даже моргать тяжело, но на мурашки, побежавшие по рукам, силы нашлись.

Право слово, только об одном ты и думаешь, Совина! Совсем на почве любви свихнулась. Или беременности. Кстати, о ней…

– Что случилось там? На банкете?

– Ты потеряла сознание. Благо, отец с Костей вовремя оказались рядом. А дальше скорая, и дикий страх тебя потерять, малышка. Я думал с ума сойду, пока ждал заключение врача.

– А что со Славой и…

– Даже разговаривать о нем не хочу, Лера. Забудь.

– Мир, – виновато захлопала я ресницами, – я правда ничего не знала. Что вы родственники, и что за всеми гадостями стоит он, понятия не имела. Я вычеркнула Славу из жизни еще в тот вечер маскарада, и больше с твоим братом меня ничего не связывает и не связывало! – выпалила на одном дыхании то, что камнем лежало на душе и отчаянно требовало выхода. – Я не...

– Я понял, малышка, – перебил меня Мир, – давай просто забудем о нем и обо всем случившемся на вечере, как о страшном сне, идет? – сказал то, что потрясло меня не меньше, чем появление Славы на банкете.

– То есть… – запнулась я, делая глубокий вдох, – ты мне веришь? Ты мне правда веришь?

– Верю. Однажды я уже сделал ошибку и повелся на поводу у слухов и домыслов, больше я такого себе не позволю. Если ты забыла, то я люблю тебя, Совина и не позволю никому встать между нами и нашим будущим. Поняла?

Ну вот, сейчас я буду горько рыдать. Исключительно от счастья. Вот и на глаза уже навернулись слезы. И носом я уже начала шмыгать активней. И сердце выплясывало безумную чечетку. А где-то в груди теплом разливались слова, сказанные Троицким: “верю” и “нашим будущим”. Только знал бы Мир, как отчаянно рвется с языка ответное “я тебя люблю”. Но, тем не менее, я спрашиваю совершенно другое:

– Что врачи говорят? – говорю, затаив дыхание. – Почему я потеряла сознание?

Повисла пауза.

Заминка.

Тишину в палате, подсвеченную ночником, нарушало только пиликанье приборов и мое тяжелое, от волнения учащенное дыхание. Мирон заговаривать не спешил и отвечать на мой вопрос тоже не торопился. Задумчиво повел головой и чуть отстранился. Отвел взгляд раз, отвел второй, вздохнул, потирая переносицу и сложив руки на груди, вновь посмотрел на меня. Было ощущение, что его что-то разрывает изнутри. Какая-то сложная дилемма.

И почему мне кажется, что сейчас прозвучит что-то страшное?