Катарсис

Ракеты продолжают совершенствовать, правда, не так активно. Пробуют крылья разной формы, но получается плохо. Летит дальше, но не попадает никуда. Улучшают взрыватели, пусковую установку. Даже есть мысли о ее стабилизации. Ребята делают хитрый механизм на гироскопическом эффекте. Всех надо выслушать, всех погладить по головушке и вдохновить.

Йодлик вышел тихий и просветленный.

— Мы можем продолжать? — Спрашиваю я.

— Прошу прощения. Мне нужно было привести в порядок мысли. Дело в том, что я увидел не просто изобретение. Это новый закон мира, созданного Господом. Он позволяет получать электричество не только от вольтова столба, но от любой силы, что вращает вал. Я рассмотрел ваши чертежи и прошу открыть мне, откуда эти знания. Они не ваши. Простите мою дерзость.

— Не извиняйтесь. А то, что открывается вам или мистеру Фарадею, кому принадлежит? Вы уверены, что это не послано свыше?

— Мир идей? Я согласен с этим. Но имею ввиду другое. Вы будто воссоздаете образ в голове. Ученые же получают идею, а потом развивают ее, исследуют все стороны от частности. И из того рождается цельная картина. А вы действуйте, как пророк. Видите цельную картину, но не подробно, а размыто. Понимаете ее полностью, но части приходится воссоздавать.

— Вы правы. Так и есть. Я знаю, что должно получиться, и мне приходится достраивать до целого. Но откуда знаю, извольте не спрашивать. Пусть и у меня будет маленькая тайна.

— Не маленькая, судя по тому, что я увидел за полдня.

Мы еще раз обсудили, что должно выйти для начала. Я вспомнил про постоянный и переменный ток, про щетки для его съема и прочие детали. Аньош не перебивал, а я не торопился. Пусть привыкает к новым мыслям. В отличии от меня, он именно ученый и привнесет свое. Я даже очень хочу, чтобы привнес. Любую технологию можно довести до совершенства. Почему же это должны быть двигатели внутреннего сгорания, а не электрические?

В помощники и ученики Йодлику определены пятеро самых смышленых ребят. Образование на уровне гимназии они в Костроме получили. Удалось сговориться с Баумгартеном за отдельную плату. Это теперь называется экспериментальные классы. На свидетельство об окончании мне наплевать. Нужно системное образование. Еще десять человек учатся в разных институтах Санкт-Петербурга за очень большую отдельную плату почти тайком и под легендами. Не любят там простолюдинов. Да и я не афиширую свое покровительство. Надеюсь, что через пару лет у меня будут серьезные инженеры и химики-производственники.

Рослин заматерел, раздобрел, носит на сюртуке пришитый на боку лисий хвост и на поясе широкий нож, как у меня, чем очень гордится. В приватных разговорах любит напомнить, что «победа куется здесь, на болотах, в избах и лабораториях, в кабинетах и на полигонах. И то, что разнесло в клочья английский линейный корабль, родилось именно тут». Ему не возражают, а смотрят с умилением. Ольга Филипповна беременна вторым. И очень счастлива. Два года первому карапузу. Химик выписывает все возможные книги и журналы не только по химии, но и по всем наукам, которые доступны. Собирается приличная библиотека. В кулуарах научные споры бывших крестьян и мещан.

Монах начал работу без раскачки. Очень самостоятельный и деятельный. У меня аж слюнки потекли на такие кадры. Для его прикрытия разработали легенду. Теперь он юродивый Стеша. Живет на презрении у барина. Выпускать его запрещено. Посторонним показывать тоже. Но он и не стремится. Через три дня электрическая лаборатория работала на полную. Я только успевал деньги выделять на медные провода, реактивы, клей и прочие мелочи.

В канун Рождества прискакал курьер Веретенникова с письмом от Сергея Павловича Петрова, моего побратима, оставшегося в Чили. Я читаю вслух узкому кругу самых близких: