Катарсис

– Я баба не шибко умная, но не настолько, чтобы не понять. Кое-что кумекаю. Обрати внимание, чем все заканчивается. Алекса вылечили, избавили от агрессии, вернули в прежнюю жизнь – и тут его образумили, то есть уже он сам оказался в роли беззащитной жертвы злобного, беспощадного общества, над ним измываются, мучают и доводят до того, что выбрасывается из окна. К счастью, отделывается травмами, попадает в больницу и там его вылечивают от всего того, что ранее внедрили в его шалую голову – и становится он прежним, его перестает рвать при виде насилия и прочего. Теперь повернем к нам, к эксперименту. Допустим, таблетки и впрямь окажутся чудодейственными, приведут наши затраханные мозги в норму, а дальше что? А дальше мы вернемся туда, откуда пришли. А там те, кто нас не поймет, не оценит, напротив, выплеснет на нас всю злобу накопившуюся: кто вы такие… еще поучать нас вздумали… Ты веришь, что таблетками начнут пичкать остальное население? Их никто принимать не станет, заставить же невозможно, не хватит сил и средств. И останемся мы одни, чужие и опасные, а, в общем, на хрен никому не нужные.

– Всех поголовно излечить от теле- и прочей дурости невозможно. Но достаточно небольшого передового отряда здравомыслящих, они-то и создадут условия перемен. Революции, между прочим, делают не народные массы, а тысячи и даже сотни людей.

– И ты веришь, что получится? Только честно.

– Не знаю… По натуре я скептик.

– Допускаешь ли иной вариант? Эксперимент удался, но испугается власть внедрять его широко – ведь это сук под собой рубить, где все эти жопы начальственные чудесно устроились. Короче, прокукарекали, а там хоть и рассвет не наступай. И здравомыслящие, как ты говоришь, люди врагами предстанут в глазах власти, антипатриотами, родину ненавидящими. И тогда власть задание тому же Профессору и иже с ним спустит – разработать антидот-противоядие. Как для лечения наркоманов. И разработают – можешь не сомневаться. Вместо таблеток правды появятся таблетки лжи – и опять вся эта карусель завертится, и зомбоящик не понадобится – наглотался и… Увидишь: пилюли новые с большей охотой принимать станут, нежели те, что мы глотаем. Народ наш какой: нравится ему верить всякой чуши, слухам бредовым, и не копаться, не утруждаться мыслями, было ли, есть ли на самом деле.

– В первый день занятий нас всякими цитатами пичкали. Помнишь? Проблема славишцев не в том, что они обмануты, а в том, что всякий раз превращаются в народ лжецов. Это стыдно, но удобно.

– Вот и я о том же.

Они еще долго обсуждали фильм и рожденные им предположения. Юл захмелела и принялась нести околесицу типа того, что все участники эксперимента, независимо, в какой они группе, под колпаком, особым наблюдением, а тех, благодаря кому родилась чумовая идея проверки действия пилюль, изгонят из власти и надолго законопатят; и вообще, все это хрень собачья, глупость несусветная, и зря она, Юлиана, подалась на уговоры и приехала сюда – искать неприятности на собственную задницу.

– Единственная польза – с тобой познакомилась, не обминулась, а то так бы и осталась в неведении относительно живущего на свете чудака, книжки сочиняющего и с одиночеством завязать мечтающего.

На счет одиночества угадала, подумал Дан, и вложила свой немудреный бабий смысл – если и сойтись с женщиной, то почему не с ней? В самом деле, почему?

13

По вторникам и пятницам соглядатай (так прозвал Дан являвшегося каждое утро с медсестрой Оксаной бесцветного молодого человека из группы обслуживания) входил в его номер с пачкой бумаг. Он оставлял их на столе и безмолвно удалялся. Это были отпринтованные статьи, выжимки из книг и брошюр, фрагменты телевизионных ток-шоу в виде текстов. Все это предназначалось для ознакомления. Как понял Дан, все пятьдесят “красных” получали такие распечатки.

Путного, будоражащего мысль, дающего ей некое оригинальное направление, в бумагах содержалось прискорбно мало: общеизвестные факты, навязшие в зубах оценки и выводы, в общем, макулатура – Дан безжалостно выбрасывал в мусорную корзину. Редко попадалось стоящее, о чем можно поспорить, порассуждать, однако уступавшее в соперничестве лекциям и дискуссиям. Кому-то не слишком умному поручили непыльную работенку выискивать, что может заинтересовать участников эксперимента, вот он и выдает на-гора всякую муть. Впрочем…

В последней партии бумаг Дан обнаружил пару листков; не читая, а лишь увидя название “Притча от Лукавого”, по инерции хотел отправить в мусор, но остановился. Что-то привлекло в пояснении: “Автор этой притчи называет себя Сэм. Имя это ни о чем не говорит. Он не изъявил желания представиться и настаивал на том, чтобы текст этот именовался именно “Притча от Лукавого”. Ладно, Сэм, а скорее всего, Семен, раз ты настаиваешь, так и быть, придется бегло прочесть.