Катализ

Первое время, как раз в те дни, когда мы были в Пансионате, еще обсуждался вопрос о целесообразности поисков тел погибших, но потом на страну и мир обрушилась такая бездна проблем, что вопрос отпал сам собой. Помню, я пытался связываться с кем-то, от кого зависели эти поиски, и объяснял, что с появлением сибр-технологии сама задача сильно упростилась. Неужели так трудно найти группу людей для благородного дела? Представьте себе, трудно. В условиях начавшегося Катаклизма это оказалось почти нереальным. Конечно, было в моих силах организовать самому экспедицию, но ведь и мне было некогда, а главное — не очень-то и хотелось отыскивать трупы своих друзей. Я боялся увидеть их мертвыми. Известно, каким бы достоверным ни было известие о смерти, пока не увидишь тело, остается надежда. Я знал, что надеялся не на что, и все же…

Поиски не были начаты. Оснований для них чем дальше, тем становилось меньше. Стремительно менялось отношение человечества к трупам. Могилы выходили из моды. Из крематориев не забирали урны. Сами крематории заменялись зероториями, причем стало принятым символически превращать умерших в цветы, хлеб, вино, золото, камни, но чаще, конечно, просто в воздух и воду. Так зачем же было искать теперь старые замерзшие трупы? Чтоб зеротировать? Глупо. Ледовый простор океана был лучшей могилой для полярников.

Благодарное человечество не забыло своих героев: в Москве им поставили памятник, в музее полярной славы в Норде их экспедиции посвящена целая комната, несколько книг вышло об их походе — мне даже казалось, что все это чересчур. И за ненайденные тела погибших никого совесть не мучила. Меня — если честно — тоже. Пока однажды к нам в Оранжевую не приехала Катя Беленькая, Катрин.

Она не была женой Черного, хотя они прожили вместе больше пяти лет. Рюша любил ее, был ей верен, хоть это и могло показаться странным на фоне тех веселых сборищ, что проходили регулярно у них на квартире, Рюша не мыслил себя без нее, но жениться не собирался, отшучивался обычно: «Ты же беленькая, Катюша, неужели хочешь стать черненькой?» На деле же просто не решался связывать ни ее, ни себя. Жизнь он вел безалаберную, ни о каких детях, ни о каком тихом семейном счастье не могло быть и речи. Сначала — постоянные тренировки, соревнования, сборы, потом — походы, эксперименты, экспедиции. А Катрин работала в школе (русский язык и литература), но часов брала мало — не деньги были нужны, так, сознание собственной значимости. А главным в ее жизни был, конечно, он — Рюша Черный — ее герой, ее кумир, ее Бог.

Я представлял себе, что означает для Катрин известие о его гибели. Я даже боялся позвонить ей. И вот она приехала сама.

С КПП мне позвонил полковник Чумнов. В нашей охране все были не ниже майора по званию — не мудрено: по стране в целом армия состояла из одних офицеров. Полковник доложил о прибытии Беленькой Екатерины Сергеевны. Я даже не сразу понял, кто это.

— Привет, Ваше Величество, — сказала Катрин, поднимаясь на веранду, куда я вышел встретить ее, — не прорвешься теперь к тебе.

Поговорили о том о сем. Сначала весело, просто, потом стала ощущаться некоторая напряженность. Быть может, Катрин болезненно воспринимала разницу в положении, возникшую между нами. Я же боялся заговорить о ребятах, хотя именно о них, только о них хотелось говорить. Катрин сама сломала этот барьер.

— Знаешь, Витька, а я не верю, что они погибли.

Она сказала это внезапно, после паузы, и я сразу понял, что именно за тем, чтобы сказать это, она и пришла ко мне.

— Я тоже не верю, — почти не соврал я. — Ведь надежда всегда остается.

— Ты не понял. Я совершенно серьезно считаю, что они живы. Я много думала об этом.

Я молчал. Я не знал, что ответить. Я даже подумал, уж не помутился ли от горя ее рассудок.

— Они живы, Брусника. Их надо спасти. Надо возобновить поиски.

— Но это невозможно, Катрин.

— Что невозможно? Возобновить поиски?

— Невозможно считать, что они живы. Без анафа нельзя прожить на морозе так долго. А спецсосуды были полными.

— А если это были не их сосуды?

«Какая дикая мысль! — подумал я. — Чьи же? Белых медведей, что ли?»

— Исключено. На них стояли номера.

— Но они же не могли просто так их выбросить.

— Не могли. Случилось несчастье. Ты же знаешь официальную версию: элементарная подвижка льдов.

— Я не верю. Они не могли оставить спецсосуды. Андрей никогда не сделал бы этого. У них было что-то еще, кроме анафа.

«Бедная девочка, — думал я. — Что у них могло быть еще, кроме анафа? Зачем она утешает себя?»

— Я знаю, — сказала Катрин, — Станский изобрел какой-то новый препарат и решил испытать его, а анаф они бросили.

— Но это же чушь! — не выдержал я.

— Не чушь, — упрямо повторила Катрин. — Я знаю. Они живы. Помоги мне найти их, Брусника.

Я встал и заходил по веранде. Конечно, я мог бы еще раз поставить этот вопрос перед Комитетом, но это ни к чему бы не привело. Ни к чему. Аргументация совершенно бредовая. Мне было жалко ее, и я сказал: