Ката

«Слушай свое тело», – писала она и несла еще какую-то околесицу про мастурбацию, которую Ката пролистала. И вот в самом конце файла увидела упоминание «рождественского танцевального вечера». По контексту было ясно, что Вала боялась идти на эти танцы, боялась, что снова начнет пить и влипнет в какую-нибудь историю, говорила, что в животе у нее тягостное ощущение, – но Батори ответила, что это только подавленная страсть, и объяснила ей, как отбивать парней у девушек, с которыми они недавно стали встречаться. «Единственное, что можно посоветовать: напиться в дым и начать с ним лизаться, а потом затащить его в сортир и отсосать ему». А чтобы ускорить процесс, она советовала Вале пить вино, а не пиво, – ведь именно в вино превращал воду Иисус.

Это последнее письмо было датировано вечером перед танцами. Если Батори слала еще какие-нибудь письма, они всё еще были в почтовом ящике Валы, а Ката не могла их открыть, потому что ее уже не было в живых.

* * *

Через минуту пришла официантка и предложила ей еще вина. Ката согласилась, подняла глаза и увидела, что она в зале одна. Иностранцы и Эрроу с его улыбкой уже исчезли. Ката заказала себе к вину двойной виски.

Она могла пить, сколько заблагорассудится, у них с Тоумасом много денег; если б они поделили поровну все свое имущество и доходы, она могла бы бросить работу и до скончания века только пить, жить страстно, а не как изюминка в булочке, при этом горбатясь на работе по уходу за больными, которую общество ни в грош не ставит. Как коврик, о который вытирают ноги…

Когда ей принесли ее заказ, она опрокинула в себя виски и начала перечитывать файл сначала.

За зубами

20

С полудня погода настала в самый раз для того, чтобы сидеть на улице. Ката устроилась на шезлонге в саду, надев толстую хлопчатобумажную рубаху, а ноги закрыла пледом. На столике рядом с ней лежали ее телефон и пачка сигарет, стоял лимонад. Она листала журнал, а в перерывах закрывала глаза и с наслаждением смотрела на красный сумрак за веками, на белый свет, сочащийся сквозь сосуды в коже.

Зерна, которое она рассыпала в саду, уже не было, и птицы тоже исчезли. Чтобы оживить пейзаж, Ката поставила в углу садовый шланг с распылителем. Его постукивание гипнотизировало, вода медленно лилась то в одну, то в другую сторону, и Ката начала клевать носом, – но потом потянулась за телефоном. Семь пропущенных вызовов: два от Кольбрун, три от Хильмара, два от Тоумаса, который еще не успел вернуться со своей конференции. И хотя ей было неохота ни с кем разговаривать по телефону, она позвонила Хильмару.

Он ответил после двух звонков и спросил, где она была.

– У себя дома, – ответила Ката.

– Когда звонят, нужно отвечать! – И он сказал, что у него плохие новости.

– Ничего, мне не привыкать, – ответила Ката и зажгла сигарету.

Хильмар немного помямлил, а потом сказал, что Гардара выпустили из КПЗ.

– Ему не было предъявлено обвинений ни в чем, что касается вашей дочери. Зато сейчас он попал в тюрьму Литла-Хрёйн и отбывает срок за другие преступления: поскольку тотчас же не известил о том, что видел на Болотах, он нарушил условие, и теперь ему придется провести за решеткой по меньшей мере год. А что до его друзей, то мы тщательно осмотрели их машины и лодку, но не нашли никаких следов вашей дочери… Ничегошеньки. А для нашего следствия это, говоря начистоту, провал.

– Конечно, ведь чтобы убрать эти следы, у них был целый год, – сказала Ката, продолжая глядеть в небо. Ее первой реакцией было глубокое безразличие ко всему, что он говорил.

– Это все изменило бы, – продолжал Хильмар. – На поляне, где был обнаружен ключ, мы прошерстили и перелопатили каждую пядь земли, но и там ничего не было. И у нас нет ни одного свидетеля, который подтверил бы, что видел их на танцах. Если б в ту ночь у нас была зацепка хотя бы за одного из них, он мог бы указать на остальных. – Он добавил, что свидетель с бензозаправки на Эскьюхлид до сих пор не может толком вспомнить, в какой именно день видел этих троих, и свидетель из порта тоже. – Так что у нас по факту есть только догадки о прошлом подозреваемых, но ничего, что связывало бы их с вашей дочерью. И улик никаких нет. К сожалению… Учитывая предысторию вашей дочери, то, что она говорила при свидетелях о самоубийстве, церковной общине, в которой состояла, и родителях, – не исключено, что она сама сбежала и покончила с собой, как бы невероятно это ни казалось.

– Но как бы она это сделала? – спросила Ката и почувствовала, что как будто взбодрилась.

– Уехала автостопом из города куда-нибудь, например в Боргарнес, или прошла пешком пьяная с Сидюмули на Эскьюхлид – потому что ей было стыдно за свое состояние; там на полянке проспалась, а на следующее утро, проходя мимо автовокзала, решила уехать из города на автобусе.

– Потому что ей было стыдно и она не смела показаться на глаза собственным родителям?