Ката

Ката быстро пролистнула все эти мерзости и замедлила темп на письмах, написанных зимой – в тот самый период, когда Вала изменилась, стала мрачной и неуравновешенной. По одному ответу, датированному серединой января, она определила, что дочка пожаловалась на то, какие эти письма злые и грубые, и рассказала, что сама стала плохо чувствовать себя, потому что все время такая «остервенелая» и что мама уже беспокоится. Батори отвечала: «И ты еще удивляешься, почему я всегда такая остервенелая? Жизнь – это мерзкая, склизкая нора, полная крыс, которые друг друга в клочки порвут, лишь бы выползти наверх и позагорать на солнышке! А знаешь, о чем они не догадываются? Что рядом еще одна такая же нора с крысами, и еще одна, и еще, и еще… Весь земной шар полон крыс, которые думают, что в другом месте жить лучше! Если б они перестали париться и просто трахались, вместо того чтобы убивать друг друга, они хотя бы получили удовольствие перед тем, как подохнуть. Да, трахаться! Ты спрашиваешь, почему я все время говорю про то, как трахаются. Я, наверное, в следующем письме отвечу. Моя жизнь – одна сплошная тайна, так что даже не знаю, когда мне не опасно проболтаться. Если я сболтну лишнее – меня могут убить. Например, если кто-то прочтет письма, которые я тебе посылаю. Все, что я говорю, должно остаться тайной. Но тебе я доверяю».

Батори продолжала настаивать, чтобы Вала непременно удалила их переписку, иначе ей грозит «смертельная опасность». Когда Вала поинтересовалась, какая именно, Батори ответила, что будет вынуждена подробно описать ей свое происхождение, а в первых письмах она наврала; она просила прощения за обман, но ведь он был необходим. На самом деле она провела детство вовсе не на Аульвтанесе, и мама у нее вовсе не венгерская дворянка, а родом из бедной деревушки в Латвии и родила Батори от моряка, который быстро их бросил. Тогда ее мама нашла работу в баре в столице и познакомилась там с исландцем, а когда Батори исполнилось семь лет, он позвал их жить в Исландию и оплатил дорогу. «Сперва все было хорошо, но потом Пьетюр начал бить маму и заставлять ее добывать деньги. Он был наркоманом и знался с преступниками из нашей страны, и когда не смог с ними расплатиться, они заставили маму работать в рейкьявикском публичном доме, делать массаж старикам и прочие гадости. Мама не хотела, но она не говорила по-исландски, а паспорт они у нее отобрали и сказали, что это они дали ей деньги на дорогу до Исландии и на квартплату и что теперь она должна им, а если обратится в полицию, они убьют меня. Я научилась исландскому языку, потому что год ходила в школу, а потом нам с мамой почему-то больше нельзя стало жить в Исландии и пришлось скрываться; никто не должен был знать, где мы живем, поэтому мы завели на почте ящик, чтобы переписываться с родней».

Так как мать с дочерью были на нелегальном положении, теперь Батори ходила в устроенную преступниками частную школу, в которой большинство учеников были детьми проституток и воров. Эта школа находилась в глубоком подвале на улице Линдаргата, а учительницей там работала «старая шлюха», которая иногда бывала под наркотиками и в таком состоянии ничего не соображала, заголяла груди и снимала трусы. Однажды она пришла на урок после того, как ее «отымели, и явно много человек», и сперма стекала по ее ляжкам на пол у классной доски. Батори объясняла, что об их с Валой переписке не должна знать ни одна живая душа, потому что если это обнаружит мафия, то их с мамой изобьют или даже убьют. А под конец она просила Валу писать почаще:

«Ты прислала мне меньше писем, чем обычно. Надеюсь, ты все еще моя подруга, ты у меня одна, и моя жизнь была бы совсем беспросветной, если б я не могла поговорить с тобой и все тебе доверить. Расскажи мне какую-нибудь свою тайну, и тогда, наверное, я в следующем письме расскажу еще какие-нибудь свои. Как хорошо облегчить душу и рассказать другому, о чем ты думаешь! После этого становится веселее».