Ката - дочь конунга

Светозар не желал ее отпускать. Он прижимал ее к своей горячей груди, целовал жарко, перебирал растрепанные пряди расплетенной косы, и говорил, говорил… Ах, если бы это все было правдой… Светозар рассказывал о своем детстве, о матери, которая радуется им с братом как божьему дню, о сестрах, младшей из которых пошел одиннадцатый год. Он говорил об отце, и Маша слышала в голосе Светозара безмерное уважение к главе рода. А главное, он каким-то чудесным образом вплетал и ее в этот рассказ. Как он приведет ее к матушке, и та, узнав в Маше суженую своего старшенького тут же полюбит ее, как они поедут в стольный Киев, просить отцова благословения, и Светозар купит там невесте все, та что она только покажет. А потом будет большая свадьба, и сам князь Ярослав будет пить за них, и родятся у них детки… Маша слушала это как песню. Этот парень сразу запал ей в душу, потому что был именно таким, каким она представляла идеального мужчину. И он умел планировать жизнь до самой старости, мало кто может этим похвастаться в двадцать первом веке.

Он ни разу не упомянул ни о Машином чудесном появлении, не спросил о ее родных. Либо ему это было не важно, либо он принял ее рассказ всерьез, либо наоборот, не верил ни одному слову, но правда его не интересовала. Его интересовала только сама Маша. А она, как только испарился хмель желания и разудалой глупости, думала об одном — какая же она непорядочная свинья, и что она сотворила с этим чистым и добрым парнем. Ей даже не хотелось представлять, как он переживет ее исчезновение.

Ката пошевелилась, почувствовала тело рядом и открыла глаза.

— Я ждала, ждала тебя, — с сонной улыбкой пробормотала она, — и уснула.

— Спи, — ласково ответила Маша, — утром поговорим.

Ката закрыла глаза. А Маше опять не спалось. Она здесь хронически не высыпалась. Солнце поднималось, будоража бдительных петухов, и уже было все видно в прозрачном утреннем свете. Украшение, подаренное Светозаром, она положила на крышку кованного сундука, в котором лежал, дожидаясь своего часа, костюм Василисы Прекрасной, как Маша стала его называть. ожерелье было подобрано с пристрастием и стоило, наверняка, очень немалую сумму. И кольцо… Не было времени рассмотреть подарок, с момента, когда кольцо оказалось на пальце, она занималась совсем другим. Маша вынула руку из-под одеяла и присмотрелась к колечку. Мурашки побежали по телу и горло пересохло от мгновения узнавания — это было второе ее кольцо. Не ее, конечно, костюмерной, но это был близнец того кольца, что выдали ей в тот злополучный день. Два кольца. Одно в шкатулке Каты, второе на руке. Она присмотрелась еще раз — нет, не показалось. То, первое кольцо, крупное, с зеленоватым камнем, и это, с голубым. Таких совпадений не бывает! Она приложила ладонь к горлу — пульс стучал с удвоенной силой. Маша прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Вдох-выдох. Это был он, ключ от ее двери, пропуск домой, она была уверена. И собиралась в ближайшее время попытаться открыть эту дверь.

— Боярышня, проснись! — кто-то тряс ее за плечо. Маша открыла глаза, рядом стояла одна из служанок, она все никак не могла запомнить имя, и улыбалась, — утро уже, пора вставать!

Вот те раз, уже боярышней стала! Быстро же тут распространяются слухи! Маша спустила ноги на пол, сощурилась от лучика, светившего прямо в ее лицо.

— Княжна Катерина в молельне, за батюшку покойного молится, а тебя велела разбудить, — болтала служанка.

— Да, человек приходил, гостинцы принес, — вспомнила она, — кто это тебя, боярышня, радует так? — хитро улыбнулась девушка.

Маша подошла к столу. На круглом блюде лежали фрукты и какие-то сладости, которых она до сих пор не пробовала. А поверх всего раскинулась кисть розового винограда.

— Угощенья все заморские, — поглядывая на блюдо причитала служанка, — купцы иноземные возят к княжескому столу.

Маша оторвала виноградину, но не успела кинуть ее в рот — в двери вошла Ката. Она увидела изобилие и заулыбалась понимающе.

— Сговорились, значит? — скорее не спросила, а подтвердила она, подошла, оторвала виноградину и положила в рот.

Маша собиралась шуточно упрекнуть девушку за то, что та сводничает без зазрения совести, как вдруг Ката захрипела, схватилась за горло и с грохотом рухнула на пол. Служанка завизжала, Маша выронила ягоду, упала на колени и схватила бьющуюся девушку, подложив ладонь под затылок.

— Ката, Ката, — испуганно звала она, — что с тобой?!

Губы девушки посинели, ее трясло как в ознобе. Маша лихорадочно соображала, потом выкрикнула служанке, жавшейся в углу:

— Воды давай! И лекаря, лекаря зови!

Служанка подала трясущимися руками ковш воды и вылетела за двери.

— Ну-ка давай, девочка моя, — Маша начала потихоньку вливать в рот несчастной воду, Ката давилась, но глотала, — пей, пей, лучше будет.

Ката извернулась, ее вырвало с кровью. Маша испугалась, увидев кровь и тут же вспомнила… Нет! В ее истории Ката погибала совсем от другого!

— Так, — перехватила она девушку, — давай еще!