Кассиопея

Чонхо наклоняется, заглядывая в его глаза и неуверенно улыбается. Будто спрашивает разрешения пойти дальше.

– Раньше я часто ездил сюда, – говорит он, когда они останавливаются точно посередине моста.

Мингю смотрит на его профиль, подсвеченные неяркими огнями. Думает вдруг, что они слишком близко стоят.

– Это, наверное, мое любимое место в городе. Смотри. – Чонхо вытягивает руку, указывая куда-то, и Мингю прослеживает за жестом. Глядит на Сеульскую башню: маленькую, едва заметную. Потерявшуюся среди огней города. – Отсюда она такая крошечная. – Чонхо опускает руку. – Я себя таким же чувствую каждый раз, когда смотрю сквозь эти прутья на нее: маленьким и потерянным. – Он переводит взгляд на Мингю.

А тот на этот взгляд не ответить не может никак, потому что горло подпирает крик, полный эмоций, чувств, которым он никогда не позволит покинуть себя и начать жить своей жизнью. Мингю просто смотрит в ответ и чувствует себя в лабиринте, стены которого – дождевые капли, которые окружили их. А выход – выход здесь. Прямо тут, под этим зонтом.

– Мы все потерялись в этом городе. – Чонхо отворачивается. – Но, знаешь, – чужие губы трогает улыбка, – почему-то именно здесь мне найти себя проще всего. Тут, на этом мосту, смотря на крохотную Сеульскую башню вдали. Мне вдруг захотелось сводить тебя сюда. А ты… ты бывал здесь хоть раз?

Мингю не отвечает; сглатывает громко. Поднимает руку и крепко хватается за рубашку Чонхо в районе предплечья. Не успев ни подумать, ни осмыслить свои действия, не успев ничего. Он просто хватается за чуть влажную ткань, мнет ее в своих подрагивающих пальцах и молчит так громко, что молчание его перекрикивает шум дождя.

– Мингю? – Чонхо смотрит на него обеспокоенно.

– Был, – отвечает он наконец, – много раз был. До тех пор, пока все не сломалось окончательно.

– Что сломалось?

Мингю поднимает голову и смотрит ему в глаза. Хочет ответить, честно, очень хочет. Но не может. Слова ржавыми иглами встают поперек горла.

Чонхо понимающе прикрывает глаза на пару секунд и снова смотрит вдаль – на Сеульскую башню. Чонхо не настаивает на ответе. Чонхо вообще ни на чем не настаивает. Чонхо просто…

– Оно ломается окончательно, только когда ты сам сдаешься окончательно, – слышит Мингю и ткань чужой рубашки сжимает сильнее.

– Что – оно?

Теперь не отвечает Чонхо. Мингю смотрит на него несколько долгих секунд, а после достает из заднего кармана сигареты. Щелкает зажигалкой, закуривает. Тоже глядит на Сеульскую башню. Так много желаний внутри. Чувств, вопросов. Так много всего, чего не было годами. Там есть все, кроме безразличия, из паутины которого Мингю собственными руками сплел себе кокон пару лет назад.

– Чонхо, – зовет он, – что ты имел в виду вчера, когда сказал, что видишь меня? – Смотрит куда угодно, но не на того, кому задал вопрос.

– Именно то, что сказал.

– Это не ответ на вопрос.

На Мингю смотрят как-то грустно. И это неправильно совсем. На Мингю так смотреть не должны.

– Ты прячешься, – говорит Чонхо, – в себя.

– Разве это не логично? – вяло огрызается Мингю.

– Логично. Но я все равно тебя вижу.

– И что же ты видишь?

– Тебя.

Мингю не выдерживает и смотрит на Чонхо до того раздраженно, что раздражение это начинает вытеснять из окружающего их пространства дождевые капли.

– Ты идиот совсем, да?

– Возможно. Но только вместе с тобой, – повторяет Чонхо сказанные некогда им самим слова и улыбается, а Мингю от удивления даже раздражаться перестает – стоит просто с глупым выражением лица и жует фильтр сигареты, которая давно потухла.

На мосту пахнет дождем. Сеулом. А еще – миндалем.

Мингю сидит на подоконнике на кухне и тревожно смотрит в окно. Дождь все еще идет: пару часов назад почти сошел на нет, но потом снова начал лить с новой силой. И сейчас так страшно вдруг, что он закончится за несколько минут до нужного времени. Но как там говорил Чонхо? «Если не сегодня, то завтра». Прогноз погоды обнадеживает дождем на всю предстоящую неделю, и если они не смогут увидеть Мина и Тэёна сегодня, то увидят в другой день. Да, именно так. Пока нет повода для волнения.

– Эй, – окликает его Чонхо, подходя ближе; берет в руки пепельницу, которую Мингю вернул обратно на кухню. – Пойдем на балкон.

Мингю нервно облизывает губы и кивает. Кивает, но про себя съеживается почему-то. С балкона Сеульскую башню видно. А еще там он впервые почувствовал этот запах, который с тех пор стал возникать из ниоткуда и так же бесследно исчезать.

Чертов миндаль.

На балконе Мингю подмечает сбоку пару рубашек на сушилке, которые не заметил несколько часов назад. С удивлением узнает в одной из них свою. И когда Чонхо успел?

– Кто был тот парень? – спрашивают вдруг у Мингю.

– Какой? – на автомате уточняет он.

– Тот, что из дома выходил. Твоего, – Чонхо достает из его пачки сигарету и прикуривает, – ну, того, в котором ты живешь в своем мире.

– Это был хозяин этого дома, – усмехается Мингю. – Санхён. – Внутри екает при звуке знакомого имени.

– Вы друзья?