Кассандра

Я надел новый костюм, который вместе с другими вещами купил для меня Кузьма, поскреб лицо опасной бритвой, сняв растительность, — решил, что с бородой я буду больше привлекать внимание милиционеров и прохожих. Посмотреться в зеркало при свете «летучей мыши» и реально оценить себя — непростое дело: здесь все становится загадочным, таинственным, даже моя исхудавшая от недоедания физиономия. Отражение в зеркале — чужое лицо. Дай Бог, чтобы я действительно стал неузнаваем, тогда и от преследователей удастся уберечься. В розыск меня давно объявили, но не думаю, чтобы здесь моя особа привлекала к себе внимание. Скорее всего, гепеушные ищейки предполагают, что я просочился мимо их соглядатаев и укатил в дальние края.

С собой захватил фанерный чемоданчик, в который сложил немногочисленные пожитки: еще один, светлый, костюм из парусины и пару смен белья. На прощание сделал обход подземелья, тайну которого я так и не разгадал. Возле прохода в канализационную сеть разделся донага, чтобы не испачкать вещи, спрятал все в чемодан. Иду по канализационному лабиринту без света — привык, знаю, сколько шагов до каждого поворота, где надо пригибаться, а где поберечь ноги. Вспомнил, как, исследуя этот лабиринт в первые дни, в конце его натолкнулся на подземную «реку» и, пытаясь ее преодолеть, окунулся и оказался с ног до головы в дерьме. Тогда пришлось поморочиться, пока не нашел «душ» и не устроил постирушку.

Вот я и у цели — перед колодцем, за чугунной крышкой которого может ожидать меня… Я этого знать не могу, как и не умею заглядывать в будущее.

Вспоминаю — под ногами должна лежать смятая пачка из-под папирос, невидимая в темноте, я ее выбросил, когда впервые спустился вниз. Тогда Кузьма сделал мне замечание — мусор здесь не оставляют. В этом месте любая вещь может пролежать годы, а то и десятилетия — некому убирать. Воспоминания о табачном дыме вызвали нервный зуд — не курил уже пять дней, и больше всего меня донимает не голод, а желание покурить крепкого самосада, который время от времени приносил Кузьма, постоянно ругаясь — зачем переводить деньги на это сатанинское зелье?

Надеваю костюм, с помощью веревки приспосабливаю на спине чемодан и карабкаюсь вверх по холодным железным скобам. Пришлось повозиться с тяжеленной крышкой, и я все-таки испачкал пиджак на плече, пока ее поднимал. Но препятствие преодолено, и я вдыхаю воздух, густо насыщенный запахами деревьев, травы — начинает кружиться голова от волшебства наступившего лета, пьянящих ароматов. Здесь есть небольшой палисадник, примыкающий к высоченной глухой стене какой-то фабрики. Напротив находится фабричное общежитие — неприглядный четырехэтажный кирпичный домик, в котором, к моему удивлению, ни одно окно не светится. В памяти всплыло, как я в первые дни, точнее, ночи, мучимый одиночеством, выбравшись из люка, с завистью смотрел на освещенные окна общежития, откуда доносился шум жизни.

Глухая ночь, хотя довольно светлая, кругом тишина и ни души — мое появление проходит незаметно. Глаза отвыкли от света, даже от такого, призрачного, ночного, но через пару минут зрение восстанавливается. Крышку люка я не стал закрывать: если придется вернуться, то без крюка мне ее не поднять, а что люк открыт — это не моя печаль.

Память меня никогда не подводила, поэтому повторяю путь, каким меня сюда вел Кузьма, особенно не напрягаясь: небольшими улочками, через дворы, иногда даже преодолевая заборы. Город абсолютно темен, кажется вымершим, затаившимся, и это внушает мне тревогу. Когда мы шли с Кузьмой, нет-нет, да и слышали звуки ночного города: пьяные голоса выясняли отношения, где-то вдалеке бренчала гитара и раздавались молодые голоса, в окнах домов горел свет, а сейчас за ними полная темнота, словно все по команде легли спать или выехали отсюда. В ночную тишину врывается рокот мощных моторов, который усиливается, — видимо, неподалеку идет автоколонна. Почему ночью?

Июньская ночь светла, к тому же полная луна щедро освещает все вокруг, помогая мне и в то же время меня предавая.

— Стоять! Приготовить документы к проверке! Комендантский патруль, — раздается окрик, и я вижу военный патруль: офицера и двух солдат с винтовками.

«Почему военные проверяют документы у штатских? Что здесь происходит?» Но я не владею собой от страха, хотя запоздалый здравый смысл требует, чтобы я вел себя спокойно — ведь это военные, а не милиция, у них вряд ли есть ориентировка на мой розыск, и документы у меня имеются, хоть и фальшивые. Бросаюсь бежать прочь, позади слышатся крики, а вслед выстрелы из винтовок — пуля оцарапала щеку, потекла кровь.

«Они что, с ума сошли — по гражданскому шпулять из винтарей?!»