Кассандра

— Прекрасное путешествие! — с иронией произнесла девушка, насмешливо глядя на него. — А в трубе, наверное, чуть не наложил в штаны? Извини, что я так грубо, зато откровенно.

— Путешествие мне очень понравилось, — сухо отметил Леонид, уже желая как можно скорее расстаться с Ксаной.

— А знаешь, почему я тебя туда повела?

— Не знаю, для чего же?

— Под землей все становятся настоящими и равными, не так, как наверху. Там ты нуждался во мне, я в тебе, а здесь между нами пропасть, и каждый из нас может уйти куда угодно, и мы больше никогда не встретимся.

«К чему она клонит?» — растерялся Леонид и, чтобы что-нибудь сказать, спросил:

— Думаю, я прошел испытание, — когда же увижу таинственную Кассандру?

— Это не было испытанием, это лишь помощь друга, чтобы ты разобрался в самом себе. А меня сегодня ожидает еще одна такая встреча, — рассмеялась Ксана и, резко сорвавшись с места, исчезла в темноте парка.

Леонид застыл в нерешительности: «Побежать за ней? Глупо. Телефон ее у меня есть — позвоню, а скорее всего, она сама объявится».

Вспомнил, что намеревался вечером зайти к Эльвире, но, к своему удивлению, уже не имел желания ее увидеть, словно подземное путешествие излечило его от тяги к этой женщине. Ее образ потускнел, перестал быть волнующе- притягательным, и его мысли переключились на Стаса. Вспомнил, как тот в телефонном разговоре сообщил, что раскопал что-то особенное. Позвонил ему на мобильный — тот оказался вне зоны; на всякий случай перезвонил домой, но безрезультатно.

«Ладно, встреча со Стасом подождет до завтра, а пока надо напомнить о себе и картинах журналистской братии». Он позвонил Игнату, и, встретившись по традиции в кафе, они обговорили сюжет будущей радиопередачи о картинах Смертолюбова.

Выйдя из кафе и распрощавшись с Игнатом, Леонид, несмотря на позднее время, все же решил поехать к Эльвире. Ему захотелось убедиться в том, что женщина, которая в последние дни не покидала его мысли ни днем, ни ночью, перестала его волновать, а значит, потеряла власть над ним. Сценарий предстоящей встречи он не придумывал, но решил: как бы поздно их встреча ни закончилась, домой должен вернуться обязательно, чтобы не испытывать терпение Богданы.

По дороге его начали мучить мысли: «Почему ты такой самоуверенный, почему предполагаешь, что Эльвира до сих пор не отходит от окна, надеясь на встречу с тобой? Она женщина страстная и, по-видимому, долго без мужского внимания обходиться не может. Ты проигнорировал ее просьбы о встрече, а ведь она даже просила о помощи и предупреждала об опасности, а ты счел все это блефом, не попытавшись разобраться. После всего этого не удивляйся, если застанешь ее дома не одну, а с мужчиной». И Леонид, несмотря на обретенную защиту, почувствовал укол ревности. Он стал себе доказывать, что так будет даже лучше — меньше проблем. Но, пока ехал, волнение все нарастало, рисовалась неприятная картина — при встрече она торжествующе скажет: «Я тебя звала, а ты не шел, что я — деревянная? Любовь и страсть не любят времени и расстояний».

11

— А-а-а! Хочу-у! Хочу умереть! А-а-а-а-а! — кричу я от боли и бью своими пожелтевшими, исхудавшими ручками-палочками по несвежей постели, но крик безответно гаснет в холодных стенах моего жилища.

Своим криком я не рассчитываю привлечь чье-либо внимание, не надеюсь на помощь — меня давно уже позабыли, вычеркнули из жизни, осталось лишь похоронить — но это будет скоро, очень скоро. Вчера все праздновали встречу Нового года, все — кроме меня. Никто даже не удосужился поздравить меня по телефону, пожелать… а что можно пожелать умирающему? Только легкой смерти, во сне.

— Яду мне! Яду! — кричу я.

Действие яда парализует сердце, легкие, и человек умирает от удушья. Это только в кино смерть бывает легкой — выпил, упал и все. На самом деле будешь кататься по земле, мучаясь от ужасной боли, задыхаясь, захлебываясь пеной, идущей изо рта. Но разве сравнится та боль с этой, которую я постоянно чувствую, которая сводит меня с ума? Смерть страшит здоровых людей, для таких больных и немощных, как я, это избавление.

Снотворное, мне необходимо выпить много снотворного — идеальная смерть во сне. Заснул — и все. Меня ведь не будет уже волновать мое посиневшее лицо, пузырьки желтой пены у рта, словно напился шампуня? Подмарафетят, сделают красивым при помощи грима — и в гроб.

На начальном этапе болезни я принимал снотворное, борясь сном с болью, а теперь помогает только морфий. Две полные упаковки снотворного остались в том шкафу, до которого всего три шага от кровати, но и они недостижимы для меня.

— Снотворного! Хочу снотворного! — кричу я, но слова не материализуются, а боль криком не испугаешь: она навязчива, как смола, и безжалостна, как правда.