«Каскад» начинает прорыв

– Командир, там на КПП тебя спрашивают.

– Проводи сюда.

Вновь прибывший коротко представился:

– Департамент военной контрразведки. Майор Дощечкин Сергей Николаевич. Что тут у вас?

Седой коротко доложил о радиоперехвате во время спецоперации и возникших подозрениях. Внимательно выслушав предложения Седого, майор сказал:

– Принимается. Только порядок движения изменим: я захожу в канцелярию вместе с командиром роты, поскольку меня все равно никто здесь не знает, а вы идете вслед за нами через пару минут. Да, кто-то должен нас подстраховать от неожиданного вторжения в канцелярию посторонних лиц.

– Прапорщик Шульгин, – ответил Седой. – Задача ему уже поставлена.

– Что ж, вперед! – скомандовал особист. – Ведите, капитан!

Старший лейтенант Баранов был юн возрастом и непомерно жаден. В его запыленной сумке, стоявшей под койкой, оказалось нехитрое двойное дно, сделанное из поролоновой камуфлированной пластинки, отрезанной от складного снайперского коврика и плотно уложенной снизу основного дна сумки. Когда пластину извлекли, глаза капитана Алексеева широко раскрылись от удивления: на дне лежали четыре плотных пачки долларов, зарядное устройство для японской радиостанции «Kenwood», два новых запасных аккумулятора и плотный мешочек из коричневой замши, в котором оказалось более двадцати наименований золотых изделий. Недоставало только самой радиостанции…

– Значит, он взял ее с собой в Буйнакск, чтобы связаться в дороге с хозяевами.

– Но это ведь портативная радиостанция! – воскликнул капитан. – Она не может работать отсюда на несколько километров!

– Подожди, капитан, – перебил его Седой. – Напротив канцелярии – группа связи. У них наверняка на крыше стоит мощная приемопередающая антенна. Он мог использовать ее как ретранслятор. А мог вообще подключиться к ней. У «духов» достаточно умельцев, чтобы сделать какой угодно переходник.

– Так, и что в итоге? – Особист переписал все обнаруженное в блокнот и задумался.

– Жесткое мгновенное задержание сразу по прибытии колонны, чтобы вогнать в состояние страха, изъятие радиостанции, а дальше уж ваша работа – документирование и все прочее… – сказал Седой.

– Ну, вы его сейчас так спеленаете, что с ним невозможно будет разговаривать! Мне это не нужно.

– Да что вы, товарищ майор! – удивился Седой. – Уж мы-то знаем, как брать «языка», чтобы он был как можно более разговорчивым!

– Ладно, действуйте…

Колонна прибыла около 18–00. Разведчики мгновенно выдернули старшего лейтенанта Баранова из кабины «Урала», легонько приложив лицом в густую пыль, а дальше все пошло как по нотам… Через полчаса Баранов сидел в канцелярии и, размазывая слезы по грязному лицу, давал «чистосердечные» показания. И был он похож в это время на большого обиженного ребенка, у которого отняли его любимую игрушку…

Седому нисколько не было жаль его, и он ушел из канцелярии, не в силах видеть это заплаканное, обиженное лицо.

Глава 30

06 апреля 2000 г. 05–40.

В окрестностях горного селения

– Амир, селение оцеплено, – прозвучал в наушнике рации доклад Аббаса, группа которого перекрыла выход из селения к лесу.

– Ждите команды! – приказал амир Кабир, чья стать полностью соответствовала его имени, которое переводилось с арабского как «большой». Он и походил на большого медведя: двухметровый, сутулый, с неимоверно широкими плечами, заросший до самых глаз курчавой каштановой бородой с густой проседью. Он был афганским таджиком, жестоким и коварным по отношению к неверным…

В селении, видимо, заметили передвижения групп наемников, и на мост, перекинутый через речушку Гумс, вышли трое стариков. Один из них был в серой каракулевой папахе, обтянутой зеленой лентой, – свидетельство того, что он совершил хадж в Мекку. Мулла селения. Один из стариков размахивал белым платком и что-то кричал, но крика его из-за расстояния нельзя было разобрать.

Амир Кабир вышел из зарослей и направился к старикам. Увидев араба, старики удивленно переглянулись.

– Почему вы окружаете селение? – спросил мулла. – Разве у нас с вами война?

– Один из ваших – Ирбайхан Лорсануков – стал гяуром. Бэ чашм! Знаешь, что это значит? – проревел Кабир.

– Знаю, – спокойно ответил мулла. – Пролил кровь. Но в роду Ирбайхана не осталось мужчин. У него жена и три дочери. Вы не можете распространить на них «чир», то есть обычай кровной мести.

– Ирбайхан пролил кровь своих братьев-моджахедов, а пролитая кровь вопиет о мщении, – высокопарно высказался Кабир.

– И что вы намерены предпринять? – явно забеспокоился мулла. – Вы же не будете подвергать кровной мести всех мужчин селения? Кроме того, в селении много стариков, женщин, детей. Разве они повинны в чем-то перед вами? Это уже не «чир» – это бандитская вылазка!

– Старик, я не намерен обсуждать с тобой свои действия. Мы сделаем то, что пришли сделать.

– Дайте выйти в горы женщинам и детям!

– Нет! Амир Хаттаб приказал покарать мунафиков вашего селения. И это будет уроком другим, возжелающим служить «собакам». Разговоры излишни!

Наступило тягостное молчание…