Кащей и Ягда, или небесные яблоки

— Украдешь! — и он снял с себя амулет.

И она тоже стянула с себя оберег. Не спеша, чтобы вышло как можно торжественней, они обменялись дарами. Надели их на себя.

— Сымарглом клянусь! — и Кащей девочкин оберег ладонью прижал.

— Украдешь, как Веснуху? — вдруг вспомнила Ягда. — И коров наших угонишь? И людей наших убьешь?!

— Это кто? — увидел Кащей на траве мертвую птицу и рукой показал.

— Это — падаль, — сказала девочка.

— Мой отец — падаль! Кто его падаль сделал?! — вдруг крикнул Кащей.

И Ягда тоже в ответ закричала:

— Это вы, вы, степняшки, напали на нас!

Нечего было Кащею на это ответить. Только поднять коня на дыбы, только пообещать:

— И опять нападу! И опять украду! — и помчаться вслед за Удалом.

Ягда глотала слезы обиды. А рукой она прижимала к груди его амулет. И пока ехала к дому, руки так и не отняла.

Первым запах двух приближавшихся всадников почуял волк Коловул. Белая шерсть у него на загривке встала дыбом. И Лихо тоже принюхалась: дух был чужой! Уж не тот ли самый детеныш из чужаков к ним сейчас приближался?

Коловул незаметно выглянул из-за камней, обернулся и великанше кивнул.

В небе и облачка не было. Только жаворонок в самой его вышине висел и звенел. Только стрижи, как степняцкие сабли, пересекали пути друг друга.

Короткие тени коней и их всадников едва заметно теребили ковыль, будто Лихо — шерсть Коловулу.

А она и вправду ее теребила сейчас свободной рукой. А другой, несвободной, искала для чужого детеныша камень побольше.

Но никто бы из них не мог угадать, чем кончится эта встреча — ни те, кто, таясь за камнями, ее ожидал, ни те, кто открыто и беззаботно к этим камням приближался.

Часть вторая БОГИ И ИХ ЛЮДИ

Вот еще один трудный вопрос: что такое судьба человека и только ли Мокошь была над ней властна? Люди думали: да, одна только Мокошь. Подойдет она к веретенному дереву, веретенце на нем подкрутит — и задурит человек, закуролесит, себя забудет, а подкрутит она веретенце в другую сторону — и на подвиги станет охочь человек, и от работы его калачом не отвадишь. А столкнет Мокошь два веретенца, пусть даже и ненароком столкнет, так, заденет случайно — и всё, люди эти на целую жизнь могут врагами сделаться. А если свяжет чьи нити богиня — этим людям уж точно друг без друга не жить. Потому что такая теперь им судьба. И детям так всегда объясняли, и в песнях так пели. Но самые чуткие из людей примечали: над иными богиня как будто бы и не властна. А вслух боялись сказать. Потому что не знали, в догадках терялись: кто же над ними и властен тогда? Ведь совсем без опеки нельзя человеку. На том и земля стоит: люди богов своих чтут, боги их судьбы вершат. Но если не Мокошь вершит, тогда кто?

А вот мы это сейчас и узнаем — то узнаем, чего никогда уже не узнать в ту пору живущим. То узнаем, что знает теперь одна лишь Фефила. Конечно, зверек она бессловесный. Ну да что же? А мы в чистое поле пойдем, станем звать ее, в каждой норке станем высматривать, на бугорке каждом выглядывать — и отыщем в конце-то концов, и в глаза ее рыжие, бездонные взглянем. И прочтем в них…

Но обо всем по порядку.

Похищение Кащея

1

Кони первыми почуяли близнецов. Те еще из-за камней не вышли, а кони уже пятиться стали, а потом и на задние ноги от ужаса приседать. Натянул поводья Удал — нет, не слушает его конь. И Кащеев конь тоже седока своего не послушал, хотя и шепнул ему мальчик в ухо:

— Эрден, хар! — самое заповедное слово шепнул.

Проверил Удал меч — на месте. Проверил колчан со стрелами — на боку, лук рукою нашел. Потому что не мог конь его ни с того ни с сего заблажить. На мальчишку взглянул — видно, вместе им с врагом неведомым биться. Ко всему, казалось, готов был Удал.

Но вот вымахнул этот враг из-за огромных камней, и дрогнуло его сердце. Волк размером с коня на пути их сидел — так, по крайней мере, показалось Удалу — и уж точно размером с коня одноглазая великанша. И бабища эта еще и камень над головою держала — да ведь это же одноглазая Лихо и брат ее Коловул! — сдернул Удал лук с плеча, прошептал стреле:

— Стрела, попади! — а только не послушалась Удала стрела. А может быть, и рука не послушалась.

А еще под Удалом дрогнул конь, потом на дыбы встал — хорошо еще седока с себя не смахнул! — и понес его прочь с диким ржанием. Вслед Удалу валун полетел, который Лихо в руках держала. И такая силища была у нее в руках, что отскочил от земли этот камень и вверх полетел, снова упал и опять отскочил!

А Коловул уже сзади, с хвоста, коня Кащеева сторожил. Носом чуял: молодая конина, редкое угощение будет.

Шагнула Лихо к коню. За шиворот мальчишку стянула, поднесла его к глазу поближе:

— Детеныш! — сказала. — Надо же, какой мелкий! — и к груди необъятной прижала. — Вот бы был у меня сыночек! Вот бы я его козням-розням учила!

Но извернулся в руке у нее Кащей, ножом великанше палец проткнул. Вскрикнула Лихо и зашвырнула его на огромные камни. Так Кащей оказался на узком уступе. Три шага влево, три шага вправо, а внизу — клыкастая пасть уже слюною исходит.

Полизала великанша порезанный палец и новый камень с земли подняла.