Хоггард следил за моим лицом. Раздраженно кивнул:
– До чего ты упряма! Но, Гвенда… Я беспокоюсь за тебя. Ты мне нравишься, и если я тебе не противен…
Вот и дождалась. Если бы он сказал это раньше – или позже. Не сейчас.
– Мне пора ехать, – сказал Хоггард, не дожидаясь ответа. – Вернусь через две недели. Хочешь, я сам с ним поговорю?
Я внимательно посмотрела на него. Не слишком ли он торопится? Последние годы я была сама себе хозяйкой и решать за себя никому пока не позволяла… Я похлопала его по жесткой руке.
– Вернешься, там посмотрим. Не думаю, что все так уж страшно…
– Как твои царапины, Ингри?
– Хорошо, хозяйка.
– Может, перевязать?
– Не надо, я сам.
– Не хочешь, чтобы я до тебя дотрагивалась?
Ингри вскинул удивленные глаза.
– Что?
– Ты избегаешь любого прикосновения – ко мне или к кому другому, – будто тебе от того больно или противно. За исключением той девочки… Чего ты боишься?
На крепких скулах парня проступал румянец.
– Я не… я не понимаю тебя.
– Да неужто? Чего ты боишься, Ингри? Растаять? Или думаешь, людское прикосновение сделает тебя теплым и живым? Ведь ты же мертв, Ингри, что б ты тут не говорил! Хочешь, скажу, когда ты умер? Два года назад вместе со своими друзьями на перевале. Два года ты носишь с собою смерть – ты нянчишься с ней, ты любуешься ею! Ты жалеешь себя – ах, какой я несчастненький, бедненький, ах, почему я не умер вместе с ними!
Его кулак врезался в стол, заставив меня замолчать.
– Ты! – крикнул он. – Ты! Что ты понимаешь! Они приходят ко мне – каждую ночь, каждую ночь – год за годом! Знаешь, что они говорят мне? «Ингри, ты предал нас! Ингри, ты бросил нас!» Почему, спрашиваешь, я никогда не гадаю на картах? А ты знаешь, что это такое – открывать карту за картой и видеть одно – смерть, смерть, смерть? Ты знаешь, каково это? Да, я умер! Но я умер еще раньше – когда открывал эти проклятые карты. Я умирал – раз за разом – все сто девяносто девять раз! Ты – можешь – это – понять?
Он кричал, а я смотрела на него. Сколько ж ты молчал, Ингри? А сколько молчала я?
Я наклонилась к нему через стол.
– Значит, я не могу этого понять? Ты подыхал когда-нибудь по-настоящему, Ингри? Не в бою, не от меча или стрелы – медленно, день за днем, зная, что умираешь, как умерли все вокруг у тебя на глазах? Мои сны старше, Ингри, много старше. Они до сих пор приходят ко мне и протягивают истлевшие руки и просят есть. А ты ложился когда-нибудь под жирного вонючего старика, потому что он не даст тебе сдохнуть с голоду? А ты прятал когда-нибудь куски под матрас, зная, что это глупо и смешно и сейчас тебе ничто не грозит?..
Я выпрямилась, сердито смахивая слезы.
– Дьявол, столько лет не ревела!
Пауза.
– И ты до сих пор прячешь сухари? – негромко спросил Ингри.
– Ничего с собой не могу поделать.
Я шмыгнула носом. Посмотрела на неподвижного парня.
– Но знаешь, что? Моя смерть и мои сны старше, но знаешь, Ингри, я никогда не винила себя в том, что не умерла вместе с ними!
«Думай-ка о Хоггарде!» – посоветовала я сама себе. И вновь продолжала думать об Ингри – об его дурьей башке, о тени за его спиной, о его старых глазах и молодом сильном теле…
– О, дьявол! – я в сердцах ударила кулаками в тесто. – Он чужак! Он вернется на свой юг, когда разделается со своими делами! Он даже моложе меня!
Я обращалась сама к себе, но услышала за спиной:
– Кто это тебя моложе?
В дверь заглядывали Кэти и Ингри.
– Вы еще тут! – раздраженно воскликнула я. – Чего вам?
– Шли мимо, – сказал Ингри, – слышим, разговариваешь с кем-то… Кто тебя моложе?
Кэти хихикнула:
– Видать, наша Гвенда, наконец, положила на кого-то глаз и расстраивается, что парень больно молодой!
Вот вертихвостка!
– Иди коров дои! – рявкнула я, и Кэти как ветром сдуло.
Ингри остался.
Я ожесточенно месила тесто, не обращая на него внимания. Ингри кашлянул, прошел и сел напротив. Я с минуту крепилась, не поднимая глаз, но терпение быстро лопнуло. Я отбросила с лица волосы и злобно глянула на него:
– Что уставился?
– Это правда?
– Что?
– Что ты влюбилась?
– Тебе-то что?
– Это Хоггард? Нет, он тебя старше…
– Тебе что, больше заняться нечем?
Его зубы блеснули в усмешке:
– Должен же я знать, на кого буду работать!
– Ты становишься просто красавчиком, когда смеешься! – заметила я. – Смейся почаще, и тебе от девушек покоя не будет.
– Куда мне столько?
Я оперлась о кадушку и поглядела на солдата.
– Ингри? Они не приходили сегодня?
– Нет. А к тебе?
– И ко мне тоже.
Если он будет так смотреть, пироги никогда не будут готовы…
– Иди покорми скотину… – слабо сказала я. Ингри улыбнулся, встал. Проходя мимо, мимолетно коснулся моей щеки ладонью.
– Ты вся в муке…
Я с досадой пихнула тесто кулаками. Оно было твердым, как камень. Дьявол, дьявол, дьявол!
Как ни смешно, вечером мы опять говорили об этой треклятой колоде.
– Что плохого в том, что люди хотят знать свою судьбу?
– В юности мы с подругами гадали на венках. Мне вечно выпадал охотник. И никогда – корчмарь.
– Мои карты не лгут.
Я кивнула.
– Попади они мне в руки лет несколько назад, я сочла бы это великой удачей. Но ведь ты так уже не думаешь, Ингри?
Парень молчал.