Карты Люцифера

Забрав со двора у доброй старушки машину, Артем направился в Москву. Но перед этим накормил пса. Мысли о том, что делать с собакой дальше, уже не занимали нашего героя. Он однозначно решил оставить сенбернара себе. Это его собака, и точка! Если вдруг объявятся прежние хозяева, он даст им сотню-другую отступного, и дело с концом. Артем заехал в ближайшую столовую, где за рубль ему вынесли полведра объедков: каш, макарон, котлет и бефстроганов. Венчала гору невостребованной снеди громадная мозговая кость. Сенбернар проглотил все это великолепие в один присест. Собравшиеся на заднем дворе харчевни две судомойки с трепетом смотрели, как громадное животное расправляется с едой.

– Такую тварь чтобы прокормить, нужно целый день горбатиться, – заметила испитого вида бабенка, неодобрительно окинув взглядом кожаную куртку Артема. – У тебя, парень, денег, наверное, куры не клюют, коли такую страхолюдину завел.

– Сама ты страхолюдина, – пренебрежительно отозвался Артем. – Это породистое животное, не чета тебе – заразе.

Как только были произнесены эти слова, собака оставила в покое кость, которую до этого яростно глодала, и внимательно взглянула на Артема. Наш герой готов был поклясться, что прочитал в глазах сенбернара осуждение. Бабенка смотрела то на собаку, то на Артема, видно, собираясь разразиться ответной эскападой, потом плюнула и пошла прочь.

– Зря ты так, парень, – осуждающе произнесла пожилая судомойка. – Видно, горя не хапал. Валька одна пятерых тянет. Такие же объедки домой для ребят своих таскает. Ясное дело, разозлишься тут.

– А мне какое дело, – отозвался Артем. – Я ее не трогал… Первая начала.

Собака отвернулась от еды и поплелась прочь.

– Ты чего?! – всполошился Артем. – Угощение не нравится? Объедки эти?.. Сейчас заедем в гастроном, колбасы купим…

– Ему, видать, стыдно за тебя стало, – насмешливо заметила пожилая женщина.

Артем достал из кармана рубль, протянул ей:

– На, отдай этой… Скажи, мужик, мол, извиняется.

Судомойка презрительно сплюнула:

– Она не побирушка, милостыню не берет.

– Ну, как знаете, – хмыкнул Артем. – Гордые какие…

И он пошел следом за сенбернаром.

– Ты чего убежал? – спросил он собаку, когда поравнялся с ней. – Бабок этих жалко стало? А чего их жалеть? Сами себе судьбу выбрали. Зачем, скажем, эта тощая ребятишек плодит? Пять ртов, это надо же. Сама нищета, и их на нищету обрекает.

Ничего не ответило животное, только понурило свою лобастую башку.

Артем расстелил на заднем сиденье «Волги» кошму.

– Ложись, мой преданный друг. Поедем в столицу. Кстати, твое имя Ней… Так, кажется, звали сподвижника Наполеона. Они вместе завоевывали Москву. Интересно, кто твои прежние хозяева, давшие тебе столь славное имя? Ясно, что не судомойки. И как ты очутился в этом Плутаеве? Чудны дела твои, господи. Ну да ладно. Я тебя не брошу. Устраивайся поудобнее, дорога длинная.

До Ярославля доехали без приключений. Собака сопела у Артема за спиной. Иногда она вставала на задние лапы, клала голову на подлокотник переднего сиденья и смотрела через лобовое стекло на проносящиеся мимо красоты. Хотя было по-прежнему прохладно, Артем открыл в машине окошки, опасаясь, что его новому другу душно. Пару раз останавливались у обочины, и пес выходил на травку. Одним словом, идиллия.

Неизвестно от чего, то ли от относительно удачно закончившегося дела, то ли от присутствия замечательного пса, Артем пребывал в приподнятом настроении. Он напевал под нос разные песенки, беспричинно улыбаясь, и вообще вел себя как ребенок. Странная эйфория овладела нашим героем. Он с умилением вспоминал Плутаев и даже подумал, что неплохо бы купить дом где-нибудь на берегу Волги, на лето приезжать в него и наслаждаться природой и парным молоком. А еще лучше было бы поселиться в Плутаеве навсегда, сделаться его жителем, работать в школе у Соболева, скажем, учителем рисования и черчения. Артем, конечно, осознавал, что не променяет Москву ни на какие красоты и пейзажи, тем более на парное молоко, которое, по правде говоря, вызывало у него тошноту, но отчего ж не помечтать.