Карцер – репортаж из ада. Из спецсизо 99 1

Жизнь, конечно, не мёд
В этой скорбной юдоли.
И – отчаянья лёд,
И порою от боли
Хочешь – криком кричи,
Хочешь – вой и катайся,
Хочешь – просто молчи,
Суетою пытайся
Позабыть! Заглушить!
Хоть на час! На мгновенье!!
Доползти! Доскулить!
До того Воскресенья,
Когда – ада врата!..
Словно Лазарь – из гроба!
И – небес широта,
И – несмелая проба
Новой жизни – на вкус
И на ощупь – рукою.
И – надежды искус,
И с какой-то тоскою
Вспоминаешь свой путь
И венец свой терновый.
И – заснуть бы!.. заснуть!!
А проснувшись, лишь новый,
Тот отрезок – где жить!
Где – без счёту намерить!..
И страдать, и любить!
Но, увы, – не поверить
В чудеса и в любовь -
Просто сил не хватает.
Только боль! Только кровь!
И колышется, тает
Зыбким маревом, дымкой,
Миражом над песками…
И с печальной улыбкой
Наблюдаешь: листками
Осыпается вера -
Только сучья нагие.
И – "в руке его мера".
Ну, а те, а другие?
То ли два, то ли три:
Что "на рыжем", "на бледном"
И "на белом": "смотри!.."
Тот, что в марше победном
По несчастной земле,
По морям и по сушам!
По смоле и золе,
По сердцам и по душам!
И тогда-то! тогда!..
И в аду – нет спасенья!
И – беда, как вода!
И – vivat Воскресенье!

Ладно, не буду уж "три". И одного хватит. Лень писать.

….

Всё, поехали дальше. Насчёт "повесился". И почему этот изолятор я называю "гадский" (и блядский!). Думаете, это просто ругательство? Не совсем. Проблема "повесился" здесь стоит о-ой как остро! Чуть ли не у всех киллеров этих.

Все эти бригады 90-х годов – беспредельные. На многих кровь если и не воров, то авторитетов. И многие сейчас с ужасом о лагере думают. Что-то там будет? Это здесь… Но эта тюрьма – особая. Здесь – гроб. Здесь, по слухам, многих прячут. Сук разных. Программа защиты свидетелей и тому подобное. Единственное место. Даже в Лефортово – попроще. Там всё с операми легко "решается" – это мне, опять-таки, вор один говорил: "Там человека достать несложно. Отравить, скажем!.. Да сами же фээсбэшники и отравят!". Ну, в этом-то, может, и доля шутки уже есть, преувеличение,.. но там всё-таки – легче. Значительно. Здесь же – глухо.

Есть несколько человек, приговорённых ворами. На которых воровская кровь. Зэки! О них все слышали. Про них прогоны по всем зонам и тюрьмам были. И где они? Даже в ГУИНе не знают. В Москву привезли, а дальше их следы теряются. "Наверняка здесь!" – это мне всё тот же вор рассказывал. На днях, причём, буквально. Так что народец здесь… тёмненький. Страшненький.

Да, так вот, многие тут боятся зоны. Как чёрт ладана. И готовы на всё, лишь бы туда не ехать. Поэтому – сотрудничают с оперчастью, доносы пишут на сокамерников, "информируют", что в камере творится,.. да всё, что угодно!! Только бы не ехать!

Но всё равно – едут. Всё равно их – отправляют. Никому они не нужны. Используют и – выбрасывают. Как презервативы. Опера их сами презирают. Вот, скажем, воров они – уважают, а всех этих киллеров-бандитов!.. Мусор! Человеческий. Отбросы. Это они на свободе такие крутые и смелые. А в зоне сразу повязку во всю руку одевают и – в стойло. В козлятник. К им подобным. Только бы спастись! Выжить!! Любой ценой! Любой!!!.. И через предательство, подлость они переступают – с лёгкостью. Да, собственно, они давно уже через них переступили. Первый раз, когда дружков своих сдавали. Все же эти банды сдают друг друга сразу же. Как только попадаются. А чего ж тогда в лагере-то стесняться?

Впрочем, у многих и помимо воров врагов хватает. Скажем, те же ореховские. Чем они занимались? Стравливали между собой другие группировки. Всех подряд.

Поссорились, к примеру, Вася-солнцевский с Петей-кунцевским. Ну, в ресторане по пьяни подрались. А через день-другой вдруг Васю валят… Кто? Ясно, что кунцевские! И начинается бойня.

А это – ореховские просто вовремя подсуетились. Сами оставаясь при этом в стороне. В тени. Чтобы кунцевских с солнцевскими стравить. Там масса людей таким образом погибла! Им это простят?