- Если попаду на фабрику, это уже хорошо. У немцев все механизировано, всюду новые машины, с которыми они каждого учат обращаться. Никто и не узнает, что я не портной.
Но голодный не уверен в этом. Он считает, что врать весьма рискованно. Сделаешь брак на фабрике - заместят, пришьют тебе саботаж и пристукнут. Нет, лучше действовать иначе. На каждой фабрике есть бухгалтерия, работать там даже лучше, чем в цехе. Почему не сказать правду: я, мол, бухгалтер... и не приврать к тому же, что у меня есть опыт работы на швейном производстве.
- Неужто все польские евреи - портные? - удиввляется голландец Дерек, забежав на минуту погреться в конторе.
- Что ты меня спрашиваешь? Я ариец, колбасник из Вены, - сердито ворчит писарь.
Вслед за Дереком по ступенькам спускается взволнованный санитар Пепи.
- Знаете, кого я встретил? - кричит он еще в дверях. - Парня, который знал моего отца. А вы не верили, что у моего папаши до сих пор три кинематографа в Судетах - один в Уста, другой в Дечине и третий в Либерце. Так вот, этот парень, кинорежиссер из Праги, лично знал моего папашу. Точно мне его описал: такой, говорит, приятный господин с седыми усами.
- Дурачок, Пепи! - хихикает писарь. - Мы работаем как проклятые, а он ходит интервьюировать кинорежиссеров.
- И выторговывать обувь, - замечает Фредо, кинув взгляд на ботинки в руках санитара. - Сколько порций похлебки ты за них дал?
- Пускай приведет сюда того типа, - просит Гастон. - У нас тут еще не бывало кинорежиссера.
- Не дурите, - ворчит писарь.
- Да! - восторженно восклицает Пепи. - Вот возьму и приведу, спросите-ка у него о моем папаше. Он даже вспомнил название нашего кино в Уста, честное слово!
И Пепи исчезает за дверью.
В лагере есть не только "волки" и "шакалы", но и "гиены" - охотники до живого мяса. Карльхен первым отправляется на рекогносцировку - нет ли среди новичков смазливого мальчика. Он, правда, уже выяснил путем расспросов, что в Освенциме всех узников моложе восемнадцати лет отправили в газовые камеры. Но Карльхен надеется, что какому-нибудь отцу удалось протащить малолетнего сына через "селекцию"{4}. Опытный хефтлинк, Карльхен знает, какой спрос будет на таких мальчиков, как только "волки" нажрутся досыта. Эй, ты! - наклоняется он над фигуркой, притулившейся на земле, довольно далеко от конторы. - Сколько тебе лет?
Спрошенный слегка выпрямляется и, испуганно замигав, отвечает:
- Двадцать, сударь.
Карльхен смеется. - Меня ты не бойся, дурачок. Тебе же не больше пятнадцати. - Двадцать, - упорствует юноша, и в голосе его слезы. - А вот это мой старший брат, он больной, сударь.
Карльхен бросает беглый взгляд на лежащего человека, лица которого не видно.
- Как тебя зовут? - спрашивает он юношу.
- Берл Качка из Лодзи, сударь.
- Берл? - смеется Карльхен. - Это похоже на перл, а?
Юноша сперва не понимает, что сказал по-немецки капо, потом тоже улыбается...
- Нет, сударь, не перл. Берл значит медведь, медвежонок.
- Claner Bar, ah da schau her нем.)>, - еще громче хохочет Карльхен, пристально глядя в большие глаза юноши, потом заставляет его подняться и ведет к своему бараку. - А все-таки сдается мне, что я нашел перл. "Неужто мне вправду разрешили уйти с апельплаца? - удивляется Зденек и, прихрамывая, спешит за нетерпеливым санитаром в контору. - Боже мой, хоть бы дали поесть чего-нибудь горячего".
Пепи вталкивает его в дверь, слабые ноги Зденека спотыкаются на ступеньках, и он чуть не падает на пол. Яркий свет слепит Зденеку глаза. В клубах табачного дыма перед ним неожиданно возникают любопытные лица сидящих полукругом людей.
- Шапку долой, когда стоишь перед главным писарем, - рявкает кто-то.
Рука Зденека послушно тянется к грязной, наголо остриженной голове и снимает шапку.
- Спросите-ка его, спросите! - восклицает санитар.
- Что вы тут подняли галдеж?! - хрипит писарь и угрожающе поднимает голову. - Вот выгоню всех отсюда!
Гастон встает и делает успокоительный жест. Покрасневшие глазки писаря следят за ним из-под стальных очков, Эрих молчит. Этот долговязый француз, на котором даже неподогнанная арестантская куртка сидит как-то элегантно, умная голова и пользуется уважением. Гастон один из немногих в лагере, кого писарь несколько опасается.
- Говорят, что вы кинорежиссер? - по-французски спрашивает Гастон и, обойдя стол, останавливается перед новичком, который ниже его на полголовы.
Зденек плохо видит окружающих. Какие-то смеющиеся светлые пятна вместо лиц... - Да... я работал на киностудии, - отвечает он запинаясь. - Это верно... но я еще молод... - Он уже не мог лгать так смело, как соврал санитару. Надежда на горячую еду улетучивалась. - В больших картинах я был только ассистентом... И сам сделал несколько короткометражек.
Санитар не понимает по-французски и, слыша, как бегло говорит Зденек, решает, что новичок подтверждает его, Пепи, слова.
- Вот видите, - торжествует он. - Он знает моего папашу...
Гастон легким движением руки отстранил санитара и спросил так непринужденно, словно разговор шел где-то в кафе: - Демонстрировались ваши фильмы и во Франции, мсье?