- Послушаешь тут вас всех - хочется схватиться за голову и спросить: "С ума они сошли, что ли?" На апельплаце ждут люди, которые не ели уже трое суток. А вы тут спорите не о том, как сохранить им жизнь, потому что четверка хлеба их не спасет, - нет, вы грызетесь между собой и стараетесь провести друг друга, а главное тех, что ждут там, на апельплаце...
- Пардон, - сказал Фредо и поглядел Оскару в глаза. - Не все!
- Не все, - отозвался в унисон ему и Гастон. Оскар рассердился было, что его перебивают, ему хотелось сказать что-то резкое. Но потом до его сознания дошло, что Фредо и Гастон, собственно, сказали очень правильные слова и таким тоном, в котором было не возражение ему, а скорее поддержка. И Оскар, чуть опустив подбородок, продолжал более дружелюбно:
- Вы меня знаете, я немного вспыльчив. Но я не хотел рубить сплеча и всех стричь под одну гребенку. И все-таки вы тут не правы. Эрих верит эсэсовцам: мол, меняется дух лагеря. А потом тот же Эрих, как я убедился, сам велит проминентам гнать мусульман дубинками. Копиц хочет срочно строить забор внутри лагеря, а вы из кожи вон лезете, чтобы выполнить его приказ, спорите о том, как все это получше организовать, и ни один из вас не задается вопросом: а зачем нужен этот забор? Я вам скажу зачем: там будет штрафное отделение, "дисциплинарка", как во всех лагерях! Вот вам и новый дух лагеря, вот чего он стоит!
Подбородок Оскара опять выпятился и вздрагивал от волнения. Врач искренне беспокоился за полторы тысячи узников, оставшихся на апельплаце, к тому же ему нелегко было точно выражать свои мысли по-немецки. Он не умел дипломатически маневрировать, как Фредо, и его раздражало присутствие головореза Фрица. Все это усиливало волнение Оскара.
- Ох, уж этот наш Оскар! - заговорил Эрих. - Это так на него похоже! Вечно паникует, волнуется, подозревает кого-то. Все мы знаем его характер, потому и не сердимся. В конце концов на то он и доктор, чтобы тревожиться о здоровье людей. И пусть тревожится. Новый дух в лагере будет, я не вру, камарады, и этот неугомонный Оскар нам очень пригодится. - Писарь выдавил из своего горла смешок, но никто не подхватил его. - Главная наша задача сейчас - это поставить новый лагерь на ноги. Нам не грозит никакая "дисциплинарка", никакой карцер, порка или виселица - об этом герр рапортфюрер сказал мне вполне определенно. От нас требуют построить новый забор? Что ж, мы построим. Вы не знаете, зачем это нужно, а я знаю, но пока не могу сказать. Вот возражение Фредо более серьезное. Он, конечно, прав, и, я уверен, вы не считаете меня таким ослом, который не подумал об этом заранее. - Снова неловкий смешок, и опять никакого отклика. - То есть о том, что полторы тысячи человек просто передавили бы друг друга на этой площадке... Проще всего было бы запереть новичков в бараки, пусть себе дрыхнут, а всю работу поручить старой стройкоманде. Она бы, наверное, даже скорей управилась. Но рапортфюрер решил использовать всех прибывших, не спорить же мне с эсэсовцами. Мы выйдем из положения иначе: бригады, которые он сформировал, разделим на несколько смен и пустим на участок как можно меньше новичков в один прием. Скажи откровенно, Фредо, разве я не говорил тебе об этом еще на апельплаце, когда мы составляли списки?
- Да, припоминаю, - примирительно сказал грек, чтобы поддержать престиж писаря. Но тот настолько проникся верой в свою прозорливость, что даже не воспринял слова Фредо как ложь.
- Вот видите, - продолжал он довольным тоном, - даже ловкачу греку пришлось признать, что ему не угнаться за мной.
Открылась дверь, и в контору заглянул капо абладекоманды Зепп.
- Хлеб расфасован, господа!
Эрих был рад, что их спор прервали. Он потер руки и воскликнул:
- Отлично! Теперь остается обеспечить правильную раздачу хлеба, чтобы никто не урвал лишней порции, а потом начнем работу. Дерек, твои землекопы получат завтрак первыми. Есть еще какие-нибудь замечания? - он обвел взглядом собравшихся.
Оскар поднял руку.
- У меня, Эрих. Доктор Шими-бачи доложил мне, что сегодня утром, перед побудкой, какой-то проминент дал пощечину чеху из четырнадцатого барака. Просто так, ни за что ни про что. И при этом сломал ему челюсть. - Оскар провел рукой по щеке, показывая, что произошло. -Повреждение пустяковое, но предупреждаю вас, что пострадавший не выживет. Жевать он не может, челюсть срастется не скоро, питательной жидкой пищи у нас нет, и пациент попросту умрет от голода. Я настаиваю, - подбородок Оскара опять дрогнул, и врач уперся взглядом в глаза писаря - на том, чтобы виновник был наказан как убийца и чтобы с побоями было наконец покончено.
- Ты кончил? - нетерпеливо спросил писарь. - Ну и хорошо. Чтобы ты знал, что мои слова о новом духе лагеря - чистая правда, обещаю тебе здесь, перед всеми, что все будет по-твоему: обидчик понесет наказание, проминенты получат предупреждение, с дубинками покончено. Честное слово! Но только завтра. Вот построим эти бараки, получим свободный день - не смейтесь, завтра мы его наверняка получим! - и тогда все устроим. Будешь доволен, Оскар!