Он спрашивал надрывно, со слезой в голосе. Ему и в самом деле было горько, и он верил в эту минуту, что в английской школе мальчишки и девчонки — все плохие, а в этой, за углом, — хорошие.
— Ну, как хочешь, сынок. Бегать я за тобой больше не буду.
Она бросила на землю портфель и пошла прочь. Юрка присел за колонной и заплакал. Ему было жалко мать, жалко себя. Но не мог он идти в ту школу. Если бы она знала, что он не может, она бы так с ним не разговаривала. Не вытирая слез, он спустился с ротонды на землю, подобрал портфель. Руина-ротонда заканчивалась сферическим куполом. Этот купол был в зияющих дырах, оставшихся от войны. Сквозь дыры свободно влетали и вылетали птицы. Юрка посмотрел на этих птиц, зажмурился, как от боли, закружился на одном месте, держа в руках портфель. Ему хотелось упасть на землю и не вставать.
— Мама, ну не надо так! Зачем ты? — крикнул он ей вслед.
— А как? — остановилась Зинаида Петровна.
— Я не знаю. Я правда не могу. Там девчонка одна, Нинка. Другие же переводятся.
Они молча дошли до дома.
Зинаида Петровна открыла дверь подъезда и тут же отпустила ее. Юрка, привыкший к тому, что мать обычно придерживала дверь, чтобы и он прошел, едва успел отпрянуть назад. На какое-то мгновение мать и сын оказались разделенными громко хлопнувшей дверью.
Химия
На телеграммы Игоря, Юрки и того, третьего, мальчишки отцы не откликнулись. А Хлюпа неожиданно получил от деда посылку с книгами.
— Не было печали, — удивился он.
Все книги были по химии. Ребята расхватывали их, листали с недоумением.
— Ген, зачем тебе книги по химии? Поступать будешь? — спросил Юрка.
— Отойди, — оттолкнул его локтем Хлюпа.
Он выбрасывал из посылочного ящика спрессованные газеты, набитые между стенками, чтобы книги в посылке не болтались. На самом дне лежал сверток.
— Галоши, — сказал Хлюпа, нащупав через бумагу галоши. — Точно, галоши. — Он размотал бумагу, взял одну галошу, другую протянул Мишке. Тот надел ее на руку и стал играть как куклой бибабо. Игрушечный рояль, как обычно, держал под мышкой. Одна ножка у рояля была отломана.
Вторую галошу мальчишки разглядывали по очереди. Когда она попала Юрке, он тоже надел ее на руку.
— Здравствуйте! — закивал галошей Мишка.
— Здравствуйте, здравствуйте! — ответила галоша на руке Юрки.
— Тут какая-то бумажка засунута, — сказал Мишка.
«Здравствуй, дорогой Геночка, телеграмма твоя сначала всех очень удивила. Но потом мы догадались, что галоши тебе понадобились для химических опытов. Колька, Маруськин племяш, вспомнил, что ты в шестом классе, когда жил у нас, занимался в химическом кружке. Посылаем тебе с бабушкой две галоши».
Ребята читали письмо, заглядывая через плечо Хлюпы.
— Вот осел! — тихо проговорил Хлюпа. — «Дорогой Геночка…» Галоши прислал. Академик.
Солнце поздней осени светило тускло. На асфальте кое-где поблескивали замерзшие лужи. Ребята бежали, пиная и отнимая друг у друга галоши. Посылочный ящик и книги они тащили с собой. Наконец галоши всем надоели, и ими завладел Мишка. Он надел их и шагал между деревьями по парку, приминая сухие листья.
— Ой, товарищи, скороходики-пароходики мои! — орал он.
На Лысой горе в небольшой ложбинке ребята разложили костер. Игорь и Мишка подтаскивали сучья, Хлюпа ломал посылочный ящик, потом стал рвать со злостью толстую книгу — «Историю химии».
В парке было тихо, дым поднимался ровно вверх, и в теплом потоке высоко взлетали черные, сгоревшие дотла обрывки книги.
— Ген, а когда мы будем строить этот велосипед? — спросил Юрка.
— Какой велосипед?
— Ну, всеобщий велосипед.
— А всеобщего пинка не хочешь? — обидно прищурился Хлюпа.
Мишка весело заржал.
— А ты чего распустил харю? — повернулся Хлюпа к нему. — Дам сейчас по башке — уедешь на горшке.
Хлюпе почему-то вспомнился детсадовский стишок. Захотелось в Москву, к деду. Захотелось опять ходить в музыкальную школу, делать опыты в химическом кружке. Хлюпа положил рояль к себе на колени, постучал по клавишам, словно азбукой Морзе передавал привет детству, и заиграл «Полонез» Огинского. Получалось у него неплохо. Ребята перестали рвать книги и затихли. Но невозможно было преодолеть отрывочность и резкость шкатулочной музыки. Костер горел хорошо. Ногам стало жарко. Хлюпа отодвинулся немного от огня, играть перестал и вдруг, дернувшись, словно в припадке, швырнул рояль в огонь.
— Зачем? — кинулся в костер Мишка.
Хлюпа оттолкнул его ногой так, что Мишка опрокинулся на спину.
— Пусть, — объяснил он всем. — Заключительный аккорд. Сейчас он сам будет играть. Рояль. Понятно?
Но рояль сгорел, не издав ни одного звука.
Внизу у небольшого замерзшего озера гуляли парень и девушка. Они расположились по обе стороны озера напротив друг друга и катали по льду от одного берега к другому гладкие камешки. У девушки бросок получился слабый, и камешек не докатился немного. Парень оглянулся: чем бы достать. Под рукой ничего не оказалось, и он осторожно ступил на лед.
— Вот дурак, провалится, — приподнялся над костром, чтобы лучше видеть, Игорь.
— Не провалится, лед крепкий, — сказал Хлюпа. — А может, и провалится. Сейчас проверим.