Картошка

«По нашему дому, Урицкого, 22, я выполняю большую общественную работу в красном уголке».

«Кем хочешь стать после окончания школы?»

Раиса ответила:

«Рекультиватором-первопроходцем».

Глава двадцать пятая Дыши ноздрями

Около клуба Сережа столкнулся с Сашкой.

— Привет! — обрадовался тот. — В кино?

— Нет, — сказала Сережа. — Я видел раньше.

— Я тоже видел. Это же «Кавказская пленница», похохочем.

— Мне не хочется хохотать.

— А Любка в кино? Не видел? — спросил Сашка.

— Не видел.

— Ну, ладно, — сказал Сашка. В руках у него была гитара. Он похлопал по корпусу, спросил: — Посидим на дубочках, поиграем?

Сережа пожал плечами. Они перешли на другую сторону улицы, где были сложены привезенные для строительства материалы, забрались на дубочки. Сережа начал настраивать гитару. Струна звучала тоскливо, одиноко.

— Ну что? Играй же, — торопил его Сашка. — Чего не играешь?

— Не знаю. Наверное, времени нет.

— Как это — нету?

— И сказал нам Помпонацци: не пора ли вам смываться? — ответил Сережа.

— Чего?

— Ничего. Просто уезжать надо.

— А кто этот Помпонацци, который тебе сказал?

— Так, знакомый один. Итальянец. Вот только денег у него нету, у этого Помпонацци. У тебя нету на несколько дней? Я пришлю. Мне бы рубля три. Чтоб на какой-нибудь попутной машине уехать.

— Своих у меня нету, — сказал Сашка. — Я бабке телевизор купил. У миллионера возьмем. Пошли!

— Я сразу вышлю.

— Да ладно, не бедные, — махнул Сашка рукой.

Они подошли к дому Марфы-монашки. Сашка передал Сереже гитару и толкнул калитку.

— Он должен быть здесь, — объяснил Сашка из-за забора. — Помогал бабке копать картошку и теперь дрыхнет или самогонку пьет.

Сережа остался с гитарой на улице. Он прошелся перед окнами туда-сюда и почувствовал себя довольно глупо. «Тоже мне, интеллектуал, серенады петь вышел: «Подайте три рубля на дорогу бедному мальчику». Сашки довольно долго не было. Появился он недовольный, злой.

— Миллионер проклятый, пятерку пожалел.

— Ладно, ничего, обойдусь, — протянул Сережа гитару.

— Этот миллионер когда-нибудь выведет меня, — не замечал Сашка протянутой к нему гитары. — «Заработать надо», — передразнил он дядю Васю. — Он когда-нибудь у меня заработает лет пять. Куда только милиция смотрит? Ну что ты мне суешь гитару? — взорвался он.

— Мне идти надо.

— Куда идти? Стой! Я сигнала жду.

Во дворе появился дядя Вася. Он зашел за дом, вывел оттуда мотоцикл с коляской. Сашка снял со столбика проволочную петлю и оттянул одну секцию плетня в сторону. Дядя Вася завел мотоцикл, проехал мимо, не глядя. Сашка поставил плетень на место, проводил долгим взглядом мотоцикл и, когда дядя Вася скрылся из вида, сказал шепотом:

— Все! Потренькаешь на одной струне, если кто пойдет в этот переулок, к оврагу.

— Зачем? — испугался Сережа.

— Ну не потренькаешь, так постой с гитарой. Чего ты животом дышишь? Ты ноздрями дыши.

Он проскользнул во двор. Сережа, чтобы не стоять на улице с гитарой, двинулся в тупичок. На краю оврага он сел в кустах так, чтобы его не было видно. Из-под ног сорвался камень. Сережа услышал, как он плюхнулся на дне оврага в воду. И почти тотчас же он услышал приближающееся стрекотание мотоцикла. Дядя Вася ехал по картофельному полю на той стороне оврага. Потом он выключил мотор. Сашка вылез на той стороне из оврага и побежал к мотоциклу. Они повозились немного у картофельного бурта, и мотоцикл, взревев, тяжело завилял по пахоте. Сашка некоторое время бежал рядом, подталкивал, потом вспрыгнул на заднее сиденье. Мотоцикл остановился на той стороне оврага, напротив огорода Марфы-монашки. Они взяли из люльки по мешку картошки и побежали к оврагу, тяжело пригибаясь к земле. Дядя Вася и Сашка скрылись в овраге и через некоторое время вынырнули на огороде Марфы-монашки. Они высыпали картошку из мешков в бабкин бурт и замерли, озираясь, прислушиваясь. Сашка тяжело дышал, из горла дяди Васи воздух вырывался со свистом.

— Еще! — прохрипел дядя Вася.

Оба перелезли через плетень и скрылись в овраге. Все это делалось белым днем, мотоцикл стоял на той стороне оврага на виду у всей деревни. Сережа вылез из кустов, открыл калитку, положил гитару во дворе на колоду так, чтобы Сашка ее сразу увидел, и, не оглядываясь, зашагал по улице прочь от этого места.

Сочинская интермедия Ляли Киселевой

После купания в море Леля сидела на балконе в кресле-качалке, закутавшись в махровый халат, читала книжку. Мама лежала рядом в шезлонге. Перелистнув страницу с картинкой, где был изображен восточный базар, Леля сказала:

— Мам, подай мне это…

Она лениво протягивала руку, и пальчик ее безвольно повис в воздухе.

— Что, Ляля? — спросила мама.

— Ну, это…

Пальчик ее продолжал висеть в воздухе, она делала им едва заметное движение, надеясь, что ее мама, доктор экономических наук, человек сообразительный, и так поймет. И хотя мама примерно догадывалась, что нужно дочери, но ее оскорблял и раздражал этот безвольно опущенный вниз пальчик.

— Что, Ляля? Что тебе подать?

— Винограду, — наконец вспомнила Ляля.

— Пойди возьми сама.

— Ну, мама, ты видишь, я занята.