Картошка

Гипсовый Митя работал шофером. Зимой, в гололед, он попал в аварию на загородном шоссе. Пассажир погиб, а Митя поломал себе руки и ноги, но остался жив. Мать узнала, пошла в больницу, стала навещать его. А когда пришло время выписываться, привезла домой. Несчастье снова сблизило их, и у нее снова был муж, а у сына — отец. Да только на подзатыльники был он щедр слишком и орал на маму по всякому поводу. Это не нравилось Сашке.

— Борщ? Это борщ? — закричал он вдруг за обедом и запрыгал из комнаты за папиросами. Вернувшись с пачкой «Беломора», стал орать еще громче: — Где моя зажигалка?

— Не знаю, — тускло ответила мама, не поднимая головы от тарелки.

— Здесь лежала, — стукнул Гипсовый Митя по столу, и из тарелок выплеснулся борщ на скатерть. — Здесь положил! Ты взял? Если ты, убью!

— Нет! — соскользнул Сашка со стула.

Мама догнала его в комнате, обняла, заплакала:

— Отдай ему, Сашенька, зажигалку.

— Я не брал.

— Не надо его раздражать. Куда ты ее дел?

— Я не брал. Может, он сам ее уронил.

— Куда?

— В тарелку, куда, — отпихнул Сашка мать от себя.

— О господи! — только и сказала она.

Когда мать вошла в кухню, она увидела — муж сидит перед тарелкой с борщом и держит в ложке зажигалку, облепленную капустой. Выплеснув зажигалку на скатерть, он вычерпал из тарелки бензиновое пятно и принялся хлебать борщ.

— Не ешь, Митя, отравишься. Нового налью.

— Сиди и молчи! — рявкнул он.

На другой день мать отвезла Сашку в деревню к бабушке.

Через год мать приехала его навестить, рассказывала, что Гипсовый Митя стал лучше, тише, но домой Сашку не звала.

Еще через год мать родила девочку и назвала ее в честь своего сына Александрой, Сашей.

— Плакала Саша, как лес вырубали, ей и теперь его жалко до слез, — продекламировал Сашка по этому поводу и до самых сумерек валялся на сеновале с сухими тоскливыми глазами.

Бабка позвала ужинать, он не откликнулся. Сашка понял из открытки, что его не только забыли, но и заменили.

Осенью караван катеров, барж и дебаркадеров спускался вниз по реке в поисках места для зимней стоянки. Намечалось зимовать в Селиванове, но там летом брали песок, гальку, изрыли весь берег ямами, в которые тут же набралась вода и к осени зацвела. Изменилось и русло реки, стало неудобным для стоянки. Караван побыл несколько дней в Селиванове и спустился ниже, до Средней Вереевки. Часть барж и два дебаркадера оставили на воде, а катера вытащили на берег.

Выпал снег, и Сашка увидел, что из трубы над буксировщиком поднимается дым.

Вечером окошко этого буксировщика заманчиво светилось. Сашка ходил поблизости, вдыхал морозный воздух с запахом дыма и думал о больших кораблях, о зимовках во льдах.

Утром он вместо школы опять пришел на берег. Буксировщик казался безжизненным, дым из трубы не шел, но вокруг на выпавшем ночью снегу, не было следов. Сашка поднял с земли железку и постучал легонько о борт. Некоторое время было тихо, затем внутри буксировщика что-то заскрежетало, заскрипело и на палубу не вышел, а выполз человек в шубе и в шапке.

— Ну? — спросил он.

— Я живу здесь, — махнул Сашка рукой в сторону деревни и отошел подальше, чтобы лучше видеть человека в шубе и в шапке. — Посмотреть нельзя? Хочется посмотреть.

Человек молча выслушал его и, ничего не сказав, скрылся внутри буксировщика. Сашка постоял, подождал, обошел «корабль» кругом и вернулся на прежнее место. Внутри опять что-то заскрежетало, и, высунув теперь уж одну голову, человек в лохматой шапке сказал:

— Ну?

— Уходить, да? — послушно спросил Сашка.

— Сюда! — махнул тот рукой.

По сходням, приставленным к борту со стороны реки, Сашка взобрался на буксировщик и постучался на всякий случай, прежде чем войти. Внутри было холодно, как на улице. Человек в шубе и лохматой шапке сидел и вязал сеть. На Сашку он, казалось, не обращал никакого внимания.

— Я вообще-то из города, — объяснил Сашка. — Здесь у бабки живу. А вы откуда?

— Ниоткуда, — без всякого выражения сказал тот.

На этом разговор закончился.

На следующий день Сашка уже помогал обкалывать лед вокруг дебаркадера. Дядя Вася летом плавал на своем буксировщике, а зимой жил в нем на берегу, сторожил катера и баржи.

По весне дядя Вася навестил бабку. Две ступеньки из трех у крылечка были сломаны. Он молча взял топор в сенях и починил. Только потом степенно сел за стол. Ел не торопясь, с удовольствием. Выпил две чашки чаю. Перед тем как закурить, сказал:

— Возьму.

Бабка не поняла. Сашка ей быстро объяснил: дядя Вася берет его матросом.

— Да зачем же? А школа? — заволновалась старуха.

— Дело, — сказал дядя Вася.

И Сашке снова пришлось объяснять, что имеется в виду дело, которое будет у него, у Сашки, в руках. Дядя Вася обещал выучить мальчишку на механика.

Дядя Вася курил, слушал Сашку, кивал головой. Бабка тоже машинально попала в этот ритм и сидела, кивала головой. Так они покивали, покивали и разошлись.

И поплыл Сашка по реке, не сдав экзамены за десятый класс.

— Потом доучусь в вечерней школе, — сказал он бабке.

Все свои любимые книжки Сашка забрал с собой. Это старуху немного утешило. Все-таки читать будет.