Картонки Минервы

Урук. Зато форматирует прямо при копировании. Больше не нужен раб-форматировщик, который берет глину, лепит таблицу, сушит ее на солнце, чтобы другой потом на ней писал. Он сам лепит, сушит на огне и сразу пишет.

Нимврод. Но он пользуется таблицами на 5,25 египетских локтей и весит добрых килограммов шестьдесят. Почему ты не заведешь себе портативного?

Урук. Что, какой-нибудь халдейский визор на жидком хрустале? Прибамбасы для волхвов.

Нимврод. Да нет, писца-карлика, африканского пигмея из Сидона. Ну, знаешь, как делают финикийцы – дерут всё у египтян, но потом миниатюризируют. Смотри: лэптоп пишет сидя у тебя на коленях.

Урук. Он горбатый, какая мерзость.

Нимврод. Я тебя умоляю! Ему вмонтировали в спину плату для быстрого бэкапа. Один щелчок хлыстом – и он пишет тебе прямо в Альфа-Бета, видишь, вместо графического режима использует текстовой, достаточно двадцати одного знака. Запакует тебе весь кодекс Хаммурапи на нескольких таблицах 3,5 локтя.

Урук. Но потом еще приходится покупать раба-кодировщика.

Нимврод. Ничего подобного. У этого карлика вшитый кодировщик. Еще один щелчок хлыстом – и он всё переписывает в клинописи.

Урук. А графику он тоже делает?

Нимврод. Ты что, не видишь, что у него разные цвета? Как ты думаешь, кто сделал мне все планы для Башни?

Урук. А ты ему веришь? Вдруг все грохнется?

Нимврод. Да брось. Я загрузил ему в память Пифагора и Memphis Lotus. Даешь ему план, щелчок – и он рисует тебе зиккурат в трех измерениях. У египтян при постройке пирамид еще была десятикомандная система «Моисей», залинкованная с десятком тысяч рабов-строителей. Интерфейсы у них были не очень дружественные. Все устаревшее железо пришлось выбросить в Красное море, даже вода поднялась.

Урук. А для вычислений?

Нимврод. Он еще знает Зодиак. Мгновенно показывает тебе твой гороскоп, и – what you see is what you get[142].

Урук. Дорого стоит?

Нимврод. Ну, если будешь покупать его здесь, то целого урожая не хватит, а если на библосских рынках, то возьмешь за мешок посевного зерна. Конечно, нужно его кормить хорошенько, потому что, сам знаешь, garbage in – garbage out[143].

Урук. Ну, меня пока мой египтянин вполне устраивает. Но если твой карлик окажется совместимым с моим 3 Megis-Dos, можешь сделать, чтобы он научил его Зодиаку?

Нимврод. Это незаконно: когда покупаешь, должен подтвердить, что берешь его только для индивидуального пользования… Ну да ладно, давай их законнектим, в конце концов, так все делают. Только смотри, чтобы у твоего не оказалось какого-нибудь вируса.

Урук. Он здоров как бык. Меня больше всего другое пугает: каждый день появляется новое наречие, в конце концов произойдет смешение программ.

Нимврод. Успокойся, только не в Вавилоне, только не в Вавилоне.

1991

О значении прописных букв

Каждое утро у меня на столе оказывается томов десять, присланных мне по почте в подарок. Пускай молодые читатели, движимые теми же страстями, что и меня в юности, не думают, что это – счастливый венец долгой карьеры. Десять томов в день – это тяжкое наказание (особенно когда возвращаешься после недельной поездки), серьезная угроза вашему жилищу, принуждающая вас к жестокому отбору и, прежде всего, лишающая восхитительного удовольствия – отправиться в книжный магазин узнать о новинках. Остается добавить, что если еще несколько лет назад, по крайней мере, половина присылаемых книг была на сербо-хорватском или на японском, то теперь, случается, на украинском или латышском.

Немногие из этих книг способны заинтересовать. Позавчера мне захотелось сразу посмотреть, по крайней мере, оглавление одной из них, потому что она была посвящена эстетике – предмету, на который я потратил много сил с ранней юности. Как не сказать о дьявольской гордости, охватившей меня, когда увидел в именном указателе, что я упомянут целых семь раз – против двух упоминаний моего учителя Луиджи Парейсона!

Думаю, вы извините мне эту слабость, которая для ученого совсем не является слабостью, а похвальной страстью к документированию, к продуктивным изысканиям, как говорят некоторые (потому что ведь существуют и непродуктивные изыскания). Я выписал страницы, где меня цитируют, и стал разбираться, каким образом я там оказался.

Увы, я себя не обнаружил. То есть на этих страницах моего имени не оказалось. Будучи специалистом в области книгоиздания, я сказал себе, что, возможно, автор или составитель указателя делал его по корректуре, а потом, при окончательной подготовке к печати, страницы «сползли» и мне следует поискать свое имя на соседних страницах. Тоже ничего.

Но я не сдался. Теперь это уже не признак нарциссизма, а чисто профессиональный интерес. Я знаю, какие смешные сюрпризы могут таиться в именных указателях (в одной моей книге мне в последний момент удалось изъять из списка цитируемых авторов Мальчика-с-Пальчик: редактор оправдывался, что это имя написано с большой буквы, как имя Ортеги-и-Гассета). И наконец я догадался.