Чаще всего он бывал в Купеческом. Этот клуб казался ему столичной ярмаркой. И крупный чиновник, и выдающийся деятель, и мелкий маклер — все толкались здесь около игорных столов и в течение дня в этом огромном зале, кажется, проходил весь Петербург. Особенно днем. Мимоходом заезжал адвокат; с репетиций до спектакля толкались актеры и певцы; к четырем часам приезжали маклеры; потом появлялись учителя в своих вицмундирах, видимо прямо из гимназий зашедшие поправить свои финансы; а к вечеру собирались уже заправские игроки с крупными суммами, с широким размахом в игре.
Участковые пристава играли, как банкиры, крупные купцы рисковали тысячами, обсчитывая в тоже время своих приказчиков.
Здесь знаменитый капитан В. наиграл четыреста тысяч и здесь же оставил их; здесь судившийся К. наиграл двести тысяч, а потом наделал подлогов и попался.
Каждый клуб имеет свои легенды, и Виталин знал их теперь все и, в случае неудач, припоминая их, поддерживал в себе надежду на выигрыш.
У него завелись чисто карточные знакомства.
Князь Тотамьянц, делающий какие-то дела в Баку и во время приезда в Петербург играющий и крупно, и мелко.
Увидев Виталина, он, сидя за столом, через всю залу кричал ему:
— А, художник! Метнем талийку! Но — небольшую! Идите сюда!..
И они метали по очереди, с переменным счастьем.
Огромный, с рожей разбойника, Верстовский, иногда имеющий сотни, иногда бродящий между столами с несколькими рублями в горсти.
Виталин поражался его умению «делать» деньги. Случалось, что с шестью, восемью рублями Верстовский начинал игру, обращал их в двести, в триста, садился за стол и вставал, имея уже тысячу. На другой день у него, обыкновенно, не было денег…
Иногда в Виталине художник побеждал игрока и он, забыв о картах, наблюдал выражения лиц, позы, приемы. Но кто-нибудь будил его возгласом: — комплект! — и он снова обращался в игрока, с упорной идеей обыграть всех. Эта идея овладевала им подчас с безумною силой. Особенно дома, после проигрыша. Он лежал, подавленный, и вспоминал в течении игры удачные и неудачные обороты. Когда он подошел к столу и взял подряд две ставки, ему надо было отойти к соседнему столу, где началась раздача. Сто рублей обратились бы через три удара в восемьсот! А когда метал, ему надо было бросить после первого удара! Стало бы тысяча четыреста…
На другой день то же, а там сесть бы за самый крупный стол и метнуть тысяч на пять, да — удара три!.. На другой день то же. В месяц можно было бы собрать тысяч сорок, пятьдесят!..
И затем он начинал распределять эти деньги и, совершенно обновленный этими мечтами, засыпал, твердо веря в победу следующего дня.
XXI
И, наконец, Виталин проиграл все. Когда он вернулся домой, Наталья Александровна спросила его:
— У тебя есть деньги?
— Нет.
— У меня тоже нет, — сказала она. — Нет даже на завтра!
Он даже пошатнулся.
— Как, ничего?
— Ничего! Ведь ты же взял у меня чековую книжку. Остались вещи.
И она опустилась в постель и молча отвернулась к стене.
Виталин горько усмехнулся. Что же? У них есть вещи, он может работать, отыграться… И впечатление ужаса у него прошло так же быстро, как наступило.
Утром он снес все свои золотые вещи и радостно удивился, когда получил за них триста рублей.
«Двести домой, сто — на игру», решил он и, веселый, вернулся к жене.
— Вот тебе деньги. Не беспокойся, проживем, — сказал он ободряюще и прибавил: — я схожу к Пухлову!
— Вечером Чирковы звали.
— Поедем к ним! — согласился Виталин. Пухлов встретил его радостным возгласом.
— Что, совсем продулись? Хотите копию?
— Я пришел говорить о картине…
— Ха-ха-ха! — засмеялся Пухлов, — о картине! Да вы ее, душечка, в век не напишете. У вас теперь силы нет. Копию — можете. Хотите копию?
Виталин рассердился.
— Приходите на следующей неделе и увидите уже весь подмалевок.
Пухлов пожал плечами.
— Что же, прийти могу. Прийти нетрудно… Виталин вышел от него.
Было три часа. Он повернул направо и машинально пошел на Фонтанку.
Верстовский метал ответ.
— Хотите треть? — закричал он Виталину.
— А сколько?
— Рублей семьдесят, — ответил Верстовский. Виталин кивнул.
— Ну, ну, ну! — весело стал приговаривать Верстовский, раздавая карты, и, открыв, сразу покраснел, как клюква, и злобно швырнул карты.
— Жир!
Ни одного козыря! Виталин отсчитал семьдесят рублей и бросил их Верстовскому. У него осталось всего двадцать шесть рублей.
Он перешел к другим столам, сделал пятьдесят рублей, потом проиграл тридцать, опять выиграл, проиграл снова и, наконец, поставил последние два рубля.
Их убили, и он пошел домой.
— Ну, что у Пухлова? — спросила Наталья Александровна.
— Говорит, что я не сделаю картины. А я вот — нарочно!
Он вдруг вспыхнул жаждой работы и, пройдя в мастерскую, взял картон, уголь и стал набрасывать план своей картины. Она вставала перед ним, ясная до мелочей, и уголь быстро ходил по картону…
В передней раздался звонок.
В мастерскую ввалился Хлопов.
— Ба! За непривычным делом! — воскликнул он, крепко встряхивая Виталину руку, и потом, вглядевшись в набросок, сказал: