Видя, что от тщательно подготовленных объяснений летят клочья, Престон решил прикрыться высокомерием и грубостью.
— Вряд ли я, как редактор, обязан отчитываться перед каждым начинающим провинциальным репортером. Делай, как тебе говорят, а я буду делать, как мне говорят, и тогда у нас обоих успешно пойдет работа. Понятно?
Только было Матти собралась спросить его, кто бы это, черт побери, мог диктовать редактору, что делать, как послышались короткие гудки — он повесил трубку. От удивления и ярости она затрясла головой. Она не собиралась с этим мириться. Вместо того чтобы радоваться тому, как открываются перед ней новые двери, он прищемляет ей пальцы. Кто бы еще мог у него так рыскать, вынюхивать и копать информацию на конференции?
Добрых полчаса Матти старалась привести в порядок взбаламученные мысли и успокоиться, выпивая кофе чашку за чашкой в комнате для завтраков, когда увидела вдруг плывущую мимо нее огромную тушу Бенджамина Лэндлесса, направлявшегося к столику у окна, который занимал казначей партии. Когда он втиснулся наконец в явно узковатое для него кресло, Матти навострила уши. Плевала она на то, чем это пахло!
Политический секретарь премьер-министра поморщился. Уже третий раз пресс-секретарь подталкивал к нему через стол газету, и третий раз он возвращал ее обратно, отлично представляя реакцию своего босса.
— Ради Бога, Грэм! — Политический секретарь повысил голос: эта игра в пинг-понг уже начала раздражать его. — Не можем же мы собрать в Борнмуте все экземпляры «Телеграф» и спрятать их от него! Он должен знать об этом, и ты должен ему это показать. Немедленно!
— Ну почему, почему все должно было случиться именно сегодня? — простонал пресс-секретарь. — На носу дополнительные выборы, мы не спали всю ночь, заканчивая работу над его завтрашней речью. Теперь он захочет, чтобы все было переписано заново, а где взять время? Конечно, он выйдет из себя, и это вряд ли пойдет на пользу и выборам, и его завтрашнему выступлению.
С несвойственным ему отчаянием он захлопнул свой дипломат.
— Такие напряженные недели, а теперь еще и это! И никакой передышки. Неужели это никогда не кончится?
Его собеседник предпочел промолчать и задумчиво уставился в окно, за которым неясно виднелись серые воды залива. Там опять шел дождь.
Политический секретарь взял со стола газету, туго скатал ее и швырнул через всю комнату. Она с треском влетела в мусорную корзину, опрокинув ее и рассыпав по полу все содержимое. Разрозненные страницы чернового наброска речи премьер-министра смешались с сигаретным пеплом и пустыми банками из-под пива и томатного соуса.
— Я скажу ему после завтрака.
Как оказалось, это было не самым лучшим решением.
Генри Коллинридж с удовольствием ел яичницу. Рано утром он закончил свою речь и отдал ее работникам аппарата, чтобы, пока он будет спать, ее доработали и отпечатали. Впервые за все дни конференции он уснул хотя и недолгим, но глубоким сном.
Заключительная речь на конференции все эти дни висела над ним, как черная туча. Он не любил эти сборища с их болтовней, отрывом на целую неделю от дома, излишествами за столами на вечерних приемах, а потом с этими заключительными речами. Настоящая головная боль такие речи. Каждая из них — это часы ожесточенных споров в прокуренном гостиничном номере, прерываемых именно тогда, когда что-то начинает вырисовываться, потому что снова надо идти на очередной умопомрачительный бал или прием, и возобновляемых много времени спустя, когда все уже забыто и нет ни сил, ни вдохновения для продуктивного продолжения работы.
Если речь получалась хорошей, ее воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Если оказывалась плохой, ей все равно аплодировали, но говорили, что он, похоже, уже выдохся. Обычный закон подлости.
Теперь почти все позади — осталось лишь выступить. Под бдительным оком детективов он с аппетитом завтракал и обсуждал с супругой прелести зимнего отпуска на Антигуа или в Шри Ланке.
— В этом году я предпочел бы Шри Ланку, — сказал он жене. — Если хочешь, можешь оставаться на побережье, а я съездил бы пару раз в горы. У них там древние буддийские храмы и несколько природных заповедников, весьма, говорят, привлекательных. В прошлом году мне рассказывал о них президент Шри Ланки, и, судя по его словам, они… Дорогая, ты меня совсем не слушаешь!
— Прости, Генри. Я… я просто засмотрелась на газету, что у того джентльмена.
— Она поинтереснее, чем мой рассказ, да? Что там такое особенное написано?
Он почувствовал досаду, вспомнив, что до сих пор никто не принес, как обычно, вырезки из газет. Если там действительно что-то важное, то следовало бы знать!