Карточный домик

Он специально так расположился на левой стороне сиденья, чтобы операторы телевизионных камер и фотокорреспонденты могли без помех отснять его на фоне дома 10 (если бы он выходил с правой стороны, его бы загораживала машина). Как только он открыл дверцу и выпрямился в полный рост, на него через дорогу посыпались вопросы, чем он не преминул воспользоваться — подошел, чтобы сказать несколько слов в джунгли микрофонов и блокнотов. Он сразу же заметил легендарного журналиста Чарльза Гудмана в его неизменной потрепанной фетровой шляпе, вклинившегося между телевизионными съемочными группами Ай-ти-эн и Би-би-си.

— Привет, Чарльз! Заработал ли ты и на этот раз, заключив пари и угадав результат? — спросил он, но, теснимый со всех сторон коллегами, Гудман сам задал свой вопрос:

— Господин Урхарт, вы прибыли сюда, чтобы помочь премьер-министру с перестановками в правительстве или чтобы получить другую работу?

— Я здесь для того, чтобы обсудить многие вопросы, но, думаю, одним из них может быть и перестановка, — скромно ответил Урхарт.

— Ходят слухи, что вы ожидаете новый важный пост.

— Мне бы не хотелось комментировать слухи, Чарльз, в любом случае, как вы знаете, такие вопросы решать премьер-министру. В данный момент я здесь только для того, чтобы оказать ему посильную моральную поддержку.

— Вы будете ее оказывать вместе с лордом Уильямсом?

— А что, лорд Уильямс приехал? — стараясь не выдать своего изумления, спросил Урхарт.

— Примерно в 14.30. Мы тут все гадали, приедет ли кто еще…

Урхарт надеялся, что никто не понял, что он пережил в этот момент. Его словно ударили хлыстом по глазам — оказывается, уже полтора часа премьер-министр и председатель партии без него обсуждали перестановки в правительстве.

— Тогда мне надо идти, — сказал он, улыбаясь. — Нельзя заставлять их ждать. — Ловко повернувшись, он направился назад через дорогу. Досада и раздражение сгладили сегодня чувство возбуждения, с которым он обычно переступал порог этого дома.

Моложавый секретарь премьер-министра по политическим вопросам ожидал его в конце коридора, идущего от входной двери в глубь здания — туда, где находилась комната заседаний кабинета. Урхарт заметил, что молодой человек нервничал.

— Премьер-министр ждет вас, Главный Кнут, — сообщил он то, что было само собой разумеющимся. — Он наверху, в своем кабинете. Я сообщу о вашем прибытии. — И он заторопился вверх по лестнице.

Прошло целых двенадцать минут, прежде чем он появился вновь. За это время Урхарт в сотый раз пересмотрел все портреты предыдущих премьер-министров, Украшавших знаменитую лестницу. При этом он всякий раз удивлялся тому, сколь незначительными были многие из них. Они совсем не вдохновляли и вообще не годились на эту роль. Времена изменились — и изменились к худшему. Такие, как Ллойд Джордж и Черчилль, были прирожденными лидерами, но один славился безалаберностью, а другой — грубостью и неумеренными выпивками. Нынешние средства массовой информации, столь падкие на сенсацию, не пощадили бы ни того ни другого. Лишая индивидуальности тех, кто работал с настоящим вдохновением, средства массовой информации послевоенного времени накинули покров заурядности на многих занимавших этот пост. Вот Коллинридж. Он обязан своим избранием умению держаться перед телекамерами, говорить о том, насколько поверхностной стала современная политика. В добрые старые времена политические деятели сами устанавливали правила, а не втискивались в их рамки, устанавливаемые ныне средствами массовой информации.

Возвращение политического секретаря прервало его размышления.

— Извините, что заставили вас ждать, Главный Кнут. Он уже готов принять вас.

Когда Урхарт вошел в комнату, традиционно используемую в последнее время всеми премьер-министрами в качестве рабочего кабинета, он заметил следы полутора часов работы, хотя и спешно устраняемые: на столе еще остались бумажки с записями и пометками, в корзине для мусора покоилась пустая бутылка из-под «Кларета», на подоконнике затаились тарелки с объедками и увядшими листочками салата. Справа от премьер-министра сидел председатель партии; перед ним по зеленому кожаному полю стола были разложены исписанные листки, рядом громоздилась гора папок с анкетами и биографиями членов парламента, доставленных из партийного архива.

Урхарт придвинул к столу кресло и устроился перед премьер-министром и председателем, чьи силуэты вырисовывались на фоне освещенного солнцем окна, выходящего на плац-парад конной полиции. Зажмурившись от слепящих солнечных лучей, он открыл на коленях свою папку с бумагами и приготовился слушать.

Без лишних церемоний Коллинридж приступил прямо к делу: