Карский рейд

Болдырев поджал губы и не ответил.

Шестаков продолжал мерить большими шагами набережную:

— Красиво, красиво, ничего не скажешь, — бормотал он. — какие-нибудь соображения имеются?

Болдырев поморщился:

— Да нет пока… Люди в штабе все известные, все проверенные… Подозревать, знаете, только начни, потом уже не остановишься…

— Проверенные, говоришь? — усмехнулся Шестаков. — Оно видать… А кто ж он сам, взрывник-то этот? — Шестаков показал на тело Берса.

Болдырев пожал плечами.

— Пока не знаю, пытаемся установить. Кабы жив был, а то ни документов, ни примет особых…

— А что приметы? Что бы вы с ними делали?

Болдырев сказал неуверенно:

— Ну-у, разослали бы по местам, в центр — авось кто-либо опознал бы.

Шестаков иронически улыбнулся:

— По вашим «приметам» опознают, как же! Читал я тут розыск одного: «Ищем бежавшего из-под стражи белогвардейского офицера. Волосы кудрявые, черные. Высокий, худой. Особая примета — лысый».

— Ошибок у кого не бывает, — обиженно отозвался Болдырев. — Мы ведь, как-никак, учимся только, опыта мало.

Шестаков жестко бросил:

— Быстрее учиться надо! А то публика эта, — он снова кивнул на тело Берса, — запустит нас всех рыб кормить, пока научимся!

Как бы оправдываясь за свою неумелость, Болдырев сказал:

— Само собой, в этом вопросе расхождений быть не может. Что касается террориста, то, по крайней мере, ясно, что он барского сословия.

— Из чего сие следует? — удивился Шестаков.

— Очень просто: тело холеное, неясное и белье тонкое…

— Да-а, это примета, ничего не скажешь! — насмешливо протянул Шестаков.

Болдырев в ответ только развел руками.

И тогда Шестаков решительно предложил:

— Давай-ка подумаем, как нам в собственном штабе разобраться. Есть у меня одна мыслишка…

И он принялся излагать свой план.

Спустя полчаса на пирс пришли Неустроев, Щекутьев и несколько других работников штаба.

Шестаков сказал им:

— Я вот все прикидываю — нельзя ли попытаться достать уголь со дна морского? Хоть часть его спасти?

Неустроев задумчиво потер лоб.

— Я тоже над этим размышлял… Полагаю, что малоперспективное это занятие. Взрыв был слишком сильный — уголь раскидало далеко, надо полагать. А характер приливно-отливных течений в этом месте таков, что большую часть угля, скорее всего, уже оттащило в сторону рейда.

Шестакову не хотелось отказываться от надежды.

— Но ведь не весь же? — упрямо сказал он.

— Конечно, — согласился Неустроев. — Да что толку — его здесь так должно было перемешать с грунтом, что проще новый уголек нарубить, в шахте. Боюсь, вам придется телеграфировать в Лондон, чтобы все начинали сначала… Хочется нам этого или нет — необходимо законтрактовать еще один пароход с котельным кардиффом.

Шестаков грустно покачал головой:

— Не получится.

— Почему, Николай Павлович?

— По ряду причин, Константин Иванович. Во-первых, неизвестно, удастся ли заключить новый контракт. Во-вторых, если даже нам продадут груз угля, будет трудно зафрахтовать в это время транспорт… В-третьих, пока снарядят пароход, пока он дойдет сюда, пока мы его на караван перелопатим…

Шестаков подсчитал в уме время и, махнув рукой, безнадежно закончил:

— Будет середина августа, караван неизбежно окажется в пике ледовой обстановки и…

— …вмерзнет во льды на полпути, — закончил за него Неустроев.

Повисла тягостная пауза — случившееся было катастрофой, последствия которой разрушали все планы Сибирской экспедиции. И собравшиеся напряженно размышлявши, пытаясь найти выход из почти безвыходного положения.

— У меня есть одно предложение! — неожиданно подал голос Сергей Щекутьев. — Разрешите, Николай Павлович?

Шестаков кивнул.

— Оно может показаться авантюрой, — нерешительно сказал Щекутьев, — но-о…

— Говори, не тяни! — подбодрил его Шестаков.

Щекутьев вынул записную книжку.

— Я все рассчитал как будто, — сказал он. — Белые, уходя из Архангельска, затопили на рейде двенадцать судов.

— Так…

— Я знаю точно, что в кочегарках этих посудин находится полтораста — сто шестьдесят тысяч пудов угля и тысяч сто пудов мазута — как минимум…

— И что нам толку? — спросил Болдырев.

Щекутьев обернулся к нему:

— Толк может быть, и немалый. Мы можем попытаться достать это топливо.

Шестаков спросил:

— А каким образом?

— Очень просто. У нас здесь имеется три больших водолазных бота и несколько маленьких. Почти все они на плаву. Если снарядить добрую команду, можно попытаться достать уголь коробами и в мешках…

— Подожди, я не понял, — перебил Шестаков. — Какой смысл доставать уголь на рейде, если даже здесь, у стенки, можно сказать на берегу, мы его с «Русселя» взять не можем?.. Не вижу разницы!

Щекутьев терпеливо разъяснил:

— Разница такая, что «Руссель» взорван, а большинство тех посудин — цело.

— То есть как?

— Очень просто: на них открыли кингстоны, суда и затонули… Не стали на них взрывчатку тратить — они того не стоили. Да и не предвидели беляки, что мы их поднимать надумаем. Взорвали только крейсеры «Лейтенант Овцын» и «Орлик».

Шестаков переглянулся с Неустроевым, и на лице начальника экспедиции появилась тень надежды.