Карми

— Все правильно, — откликнулась Карми. — Пойдем. Они поднялись в покои, отведенные Пайре. Здесь никого не было: вся челядь смотрела представление.

Карми бросила на стол маску и упала в кресло. Пайра остановился напротив нее.

— Садись, — сказала Карми. — Что молчишь?

— Я знал, что ты жива, — сказал Пайра, опускаясь в кресло. — Малтэр…

Карми закивала головой:

— Да-да, Малтэр ведь должен был передать тебе мои распоряжения…

— Он любит таинственность, — проговорил Пайра. — Столько туману нагнал…

— Я не все предусмотрела, — призналась Карми. — Мне надо выплатить отпускные деньги Стенхе и Маву.

— Это так необходимо? — спросил Пайра.

— Да. Я и так достаточно нанесла обид своим хокарэмам. Теперь же они мне вообще не нужны.

— Госпожа моя…

— Пайра, — молвила Карми, — помнишь ли сказание о Родали Онхо? Мне кажется, у меня есть нечто общее с ним.

— Пожалуй, — согласился Пайра. Судьба Родали Онхо, четвертого принца Байланто, пришла к недоброму концу — он был приговорен Высочайшим Союзом к смерти и выпил яд.

Пайра припомнил преступления, вменявшиеся ему в вину. Да-а, получалось, что недолго Оланти-Карэну оставаться в руках сургарской принцессы.

— Всякое может случиться, — улыбнулась Карми. — Но долги надо выплачивать сейчас, пока в моих руках есть деньги.

— Ты права. Послушай, госпожа моя, может быть, тебе лучше не ожидать собрания Высочайшего Союза? Почему бы тебе не исчезнуть? Я слышал, у тебя хорошие отношения с Арзрау…

— Не думала, Пайра, услышать от тебя такое. Ты всегда был верен долгу…

— Да, — подтвердил Пайра. — Но сейчас мой долг — служить тебе.

— Мне? О, Пайра! Я сгинула где-то на Ваунхо, меня нет, я призрак, самозванка…

— Госпожа моя, ты же знаешь…

— А иначе почему молчит Высочайший Союз? Почему молчишь ты? Вы все ждете, что я сбегу в Миттаур и стану несчастной приживалкой в доме Арзрау, наложницей его сына…

— Госпожа!

— Хотя Паор, возможно, и предложит мне законный брак, — задумчиво продолжала Карми.

— Госпожа…

— Пайра, разве не правда: насколько все станет проще, если исчезну… Всем будет легче, исчезнут все проблемы. Может быть, мне выплатят что-нибудь взамен знака Оланти…

Пайра, ранее желавший именно этого, теперь остро почувствовал оскорбительность такой ситуации.

— Ты права, госпожа моя, — выговорил он медленно. — Лучше смерть. Такая жизнь несовместима с честью.

— О, Пайра, я вовсе не хочу умирать. Я хочу жить, но разве это жизнь?

— Госпожа моя, — твердо сказал Пайра, — я был, есть и останусь твоим вассалом.

Карми задержала на его лице взгляд.

— Ах, Пайра! — вздохнула вдруг она. — Давай-ка лучше займемся денежными делами.

Утром следующего дня, когда молодые хокарэмы возвращались в Ралло, Карми спросила Тилину:

— Как у тебя с Кортхави?

— Все в порядке, — откликнулась Тилина. — Спасибо тебе. А ты решила свои дела?

— Да, — ответила Карми. Помолчав, Тилина добавила:

— Но как все-таки ужасно ходить в такой одежде целыми днями…

Глава 17

Гертвир оставался таким же, каким был во все времена: грязным, шумным, звонящим в колокола храмов, толкующим о торговой выгоде. Самым шумным и самым грязным был, разумеется, вынесенный за городские стены район причалов, складов, рыбных и овощных рынков — Ланндхивир.

Ланн — Золотая река — щедро вскормил на своем берегу этот пригород майярской столицы: сюда стекались товары из земель Верховного короля, семи великих княжеств Майяра, а также из-за пределов страны.

Войны не беспокоили Ланндхивир. Обычай охранял Гертвир, а пригород его лучше всяких стен охраняли торговые сделки, заключаемые купцами всех семи княжеств. Конечно, не обходилось без налетов грабительских шаек, но нападения эти скорее напоминали комариные укусы и большей частью воспринимались населением Ланндхивира как невинное молодечество. Правда, если городская стража ухитрялась поймать грабителей, ожидала их чаще всего смертная казнь.

Как на дрожжах, разросся вокруг Гертвира буйный речной пригород, и, как бы ни называли себя жители приречного предместья, для всего Майяра Ланндхивир оставался частью Гертвира.

Во второй половине дня святого Нксори, накануне первой встречи принцев Высочайшего Союза, к причалу карэнского купца Артари подошла ладья с грузом пушнины и прошлогоднего засахарившегося меда. Кроме приказчика и работников Артари, прибыли трое пассажиров, и они, едва с ладьи перебросили тряские сходни, сошли на берег.

Это были хокарэмы — двое немолодых мужчин и девушка. Одинаковая одежда подчеркивала сходство мужчин — были они, вернее всего, братьями. Девушка одета была так, как летом предпочитают одеваться молодые хокарэмы. Стройные, гладкие, загорелые ноги были открыты от коротких штанов до легких сапожек. Хокарэми еще никогда не оскорблял нескромный взгляд, и девушка равнодушно пропустила мимо внимания заинтересованное оцепенение, охватившее пристань. Впрочем, если она нечаянно останавливала глаза на одном из зевак, тот неизменно старался показать, что вовсе не смотрит на бесстыже оголенные ноги.

Рядом с хокарэмами вдруг появился еще один — юный, тонкий, гибкий, волосы отливают золотом, а кожа слишком белая, как это обычно и бывает у рыжих.