Карманный атлас женщин

Матери Города, сросшиеся с домами, с тротуарами, с мостовой. Потрескавшиеся стены и потрескавшаяся кожа, следы от пуль на фасадах зданий и печеночные пятна на тыльной стороне ладони. Идеальная гармония. А к этому специфический запах чего-то уже не существующего. Мертвый дом, неживой человек. Все как бы насильно засунуто в современный мир пластиковых окон и пластических операций.

Сеть труб — канализация, газ, провода под напряжением, везде датчики. Технология врезается в тело. Кровообращение подключено к светофору. Зеленый свет — живешь, желтый — приготовиться, красный — ложишься и умираешь.

Пани Мария падала обычно в районах тихих, немноголюдных и спокойных. Поэтому много времени в ее жизни уходило на ожидание помощи. Как-то раз она попыталась сама подняться, но тонкая кожа на локте буквально порвалась о ветку. Она лежала в крови, и ей было совсем плохо. Даже сознание потеряла, но, когда оно к ней вернулось, над ней не было заботливых лиц врачей, как это показывают в кино. Она продолжала лежать где-то под кустом. Из своего укрытия она видела окна подвала, в котором во время войны погибло большинство соседей.

Подвал в доме на Опачевской. Он больше не мог нормально служить людям, несмотря на проведенный там капитальный ремонт и тщательную очистку стен от человеческих останков. Стены подвала видели такие сцены, после которых там больше нельзя хранить велосипеды, раскладушки и заготовки на зиму. Такие места — памятники. Но как быть, если памятник стал элементом реальности — дома, в котором живут живые люди. Засыпать подвал, сделать вид, что здесь никогда ничего такого не происходило. Устроить внизу магазинчик, клуб, солярий. Замазать место преступления новыми, полезными значениями. Подружить его с людьми. Не бойтесь спускаться сюда и загорать. Война была давно, а значит, не было ее.

Время шло, сумерки сгустились до темноты, взошла луна. Пани Мария лежала со своими мыслями. Ах, провести бы ночь под звездным небом. Как в доброе старое время. Летние поездки к тете в деревню, ночевки на сеновале или в палатке. Запах дышащей земли на заре, громкие аплодисменты встающему солнцу. Как же милостива судьба к пани Марии, что подарила ей такое приключение, что на старости лет она может провести ночь во дворе, почти как на каникулах.

К сожалению, идиллию прервал бдительный дворник, он обходил вечером дом и нашел соседку. Даже вызвал «скорую», вид пани Марии — более чем достаточное основание. Только зачем вся эта суматоха, нет смысла везти в больницу, локоть сам заживет, не надо сцен, а то люди сбегутся и будут потом сплетничать. Пани Мария резво двинулась к дому. Захлопнула дверь перед носом дворника и поплелась в ванную. Обмотала руку бинтом и попыталась остановить кровь. А та сочилась и сочилась, часами. Около полуночи измученная женщина легла в кровать. Кружилась голова, и слегка знобило. На простыне разрасталось кровяное пятно, которое постепенно впитывалось в хлопок пижамы. Крови вылилось немерено, теперь пятно стало похоже на озеро с неровной береговой линией и впадающими в него ручейками.

Пани Марию Вахельберскую-Вахельберг одолевал сон.

Ей снилось, что она спускается в свой подвал. С последних ступенек лестницы слышит какие-то приглушенные крики, рыдания. Подходит к массивной двери и с трудом ее открывает. За дверью она видит толпу людей в тех позах, в каких застала их смерть. Вповалку, в основном женщины, прижимающие к себе детей. Видно, что-то здесь произошло. Лица застывают, будто отлитые из воска. Маски смертельной агонии. Однако отличаются от снимков дяди или бабушки в гробу. Здесь еще никто не успел припудрить кожу, смыть с нее кровь. Никто не прикрыл им глаза. Вот они и смотрят сейчас на пани Марию, которая стоит как парализованная в дверях и ни на что не может решиться. Войти, спасать, вытаскивать их наружу, убежать? Она чувствует запах пороха, улетучивающийся запах газа. Отдельные фигуры, каждая со своим прошлым. Пани Мария обводит взглядом лица и вдруг замечает среди них себя. Жуткое чувство расставания со своим телом и разглядывания его со стороны. Как помочь себе самой, вырваться отсюда, не быть участницей этой сцены? Мария разглядывает свое лицо и видит его разным, как на фотокарточках в альбоме.

Вот она — малышка с бантом на макушке. Первые школьные годы, отдых в горах, снимок сделан за неделю до начала войны. Все Марии мелькают и быстро меняются. Одни пытаются улыбаться, притворяться счастливыми. Как будто ничего не произошло, как будто лицо приладили к разрушенному остову. Наконец пани Мария видит себя в старости, такой как сейчас. Фигура присела в уголке, у нее взрывается голова. Миллионы блестящих точек летят над трупами.