Карман ворон

Сегодня я коричневая горная коза на скалистом склоне. Внизу, в деревне, вижу пастуха с его стадом и фермера с лошадью, запряженной в плуг. У церкви празднуют свадьбу. «Майское замужество – маета в супружестве». Тем не менее невеста в фате, похожей на защитную сетку пасечника, выглядит довольно счастливой. Жених и невеста создают собственный улей, и у них будет свой мед.

На этой неделе я все ночи провожу у постели Уильяма. Не охочусь с совой и не бегаю с лисицей, а ручной кошкой довольно урчу, любуясь Уильямом, когда он спит, или сижу на его коленях, когда он читает, и принимаю лакомства из его рук. Теперь я знаю, что поселившееся в моем сердце чувство – это не проклятье, не заклятие и не иллюзия. Оно столь же реально, как звездное небо, как горячая кровь крысы, пойманной мною прошлым вечером в замковой кухне. Это чувство – такое сильное и такое сладостное – реально и в то же время призрачно и незримо. Меня предупреждали о нем, но оно не кажется мне опасным. К тому же мой Уильям совершенно не похож на других человеческих мужчин. Он добрый, хороший, чувственный и заботливый. Ему не место за каменными стенами и бойницами. Уильям одинок, дик и страстно желает о ком-то заботиться.

Пока я поедаю вереск, пустельга взывает ко мне с высоты:

– Держись от него подальше! Держись от него подальше!

Она предупреждает меня об опасности. Странствующий народ быстро прознает о любом нарушении наших законов. Мое нарушение пока еще не является преступлением, но вызывает беспокойство.

– Держись от него подальше, – кричит пустельга. – Держись подальше от Уильяма Мак-Кормака.

Последние дни я слышала это предупреждение много раз: от овец с полей, от зайца из высокой травы, даже от диких пчел из лесного полога. «Пчелы, пчелы, умер прежний ваш хозяин. Послужите новому?»[8]

Я сердито трясу на пустельгу рогами. Мне не нужны ее предупреждения. Я буду ходить в замок столько, сколько пожелаю, и никакой Уильям не поймает меня в свои силки. И я буду всю ночь спать на его подушке кошкой. Не потому, что он мой возлюбленный, а потому, что мне так хочется. Никто не смеет указывать мне, что делать. И, возможно, тепло очага, шелк и золото покрывала, аромат Уильяма, ласка его поглаживающих шерсть пальцев и его бархатный голос…

Высоко в горах предупреждение пустельги издевательски подхватывают вороны:

– Берегись!

Но я уже в пути: сначала бегу лисицей, затем лечу соловьем, а после урчу кошкой. В ночи ругается сова: «Дура! Прирученная любовью дура!» И мышь, разжиревшая и расхрабрившаяся, кружит в свете гаснущего очага.

Июнь Месяц роз

Лето пришло. На опушке
Пой, громко пой, кукушка!
Луг разнотравьем цветет,
Семя тянется ввысь, растет,
Облачается лес листвой.
Громко, кукушка, пой!

«Песня кукушки», XIII в.

1

Сегодня я жаворонок – кувыркающийся в облаках, оглашающий горные пики трелями, танцующий с радугой. Кто бы мог подумать, что такова любовь? Почему мне об этом никто не говорил?

Прошлой ночью я снова была полосатой кошкой, как и каждую ночь до этого всю последнюю неделю. Я лежала на подушке Уильяма и урчала, любуясь им, пока он спал. Но я более не чувствовала удовлетворения. Мне хотелось большего. И почему бы нет? Почему я должна отказываться от того, что дано познать любой деревенской девушке? Мой народ обладает разной властью. Почему нам запрещено любить? Такие мысли привели меня к возлюбленному не в облике лисицы или соловья, а в моем собственном – смуглом и обнаженном. Уильям распахнул ресницы и увидел меня. Из его глаз на меня взглянуло теплое солнечное лето.

– Как ты здесь оказалась? – спросил он. – Ты фея? Или все это сон?

Я покачала головой.

– Ты снилась мне с нашей первой встречи. Ты вышла из-за деревьев, как лесная лань. И когда внезапно исчезла, мне показалось, что от желания к тебе я сойду с ума.

– Я никуда не исчезала, – ответила я. – Я была здесь все это время.

Потом я познала близость не как лань, волчица или рысь, а впервые как женщина.

«Значит, вот она какая – любовь», – удивлялась я, когда мы лежали боком, кожа к коже: сочно-смуглая и сливочно-белая. Под ладонями и губами Уильяма я пела, как соловей, парила, как орел, выла, как волк, и кричала, как пума.

– Кто ты? – спросил он, когда мы обессилели. – Хотя бы скажи свое имя, чтобы я мог написать его на своем сердце.

Улыбнувшись, я не ответила.

– Как мне найти тебя? Я умру, если больше не увижусь с тобой.

– Я буду здесь, пока в море есть рыба, в ночи – звезды, в небе – птицы и в людских сердцах – мечты.

– Мне будет недостаточно этого времени, – прошептал Уильям и поцеловал меня.

Я жаворонком взмыла вверх, а спустилась вниз, смеясь и преисполнившись любовью. И поклялась вечно быть только его.

2