Я подумал, что задание найти пресловутое пятно счастья было просто его маневром, чтобы отделаться от меня, но все же поднялся и начал шагать туда-сюда по веранде. Небо было ясным, и все было хорошо видно и на самой веранде, и рядом с ней. Должно быть, я проходил около часа или более того, но не случилось ничего, что подсказало бы мне местонахождение пятна. Я устал шагать и сел. Через несколько минут пересаживался на другое место, а затем еще на одно, пока таким полусистематическим образом не покрыл весь пол. Я старательно пытался «чувствовать» разницу между местами, но у меня не было критерия для их различения. Подумал, что с меня хватит, что я напрасно трачу время, но решил остаться. Оправдывал себя тем, что приехал издалека только для того, чтобы встретиться с доном Хуаном, и что мне действительно больше нечем здесь заниматься.
И я лег на спину, подложил руку под голову, вместо подушки, а затем перекатился на живот и полежал некоторое время. Так перекатывался по всему полу. Впервые мне показалось, что нашелся хоть какой-то критерий. Я чувствовал себя теплее, лежа на спине.
Я покатился опять, теперь в обратную сторону, полежав на всем протяжении пола лицом вниз там, где раньше, во время первого тура перекатов, лежал на спине. Я испытывал те же самые ощущения тепла или холода в зависимости от того положения, которое принимал, но разницы между местами не было.
Затем пришла идея, показавшаяся мне блестящей: место дона Хуана! Я сел там, затем лег, сначала лицом вниз, а потом на спину, но и это место было точно таким же, как другие. Я встал, с меня было довольно. Я хотел распрощаться с доном Хуаном, но неудобно было его будить. Взглянул на свои часы. Два часа ночи! Я катался уже шесть часов.
И в эту минуту вышел дон Хуан и пошел вокруг дома в кусты чапараля. Вернувшись, встал у двери. Я чувствовал себя совершенно ни к чему не годным, хотелось сказать ему какую-нибудь гадость и уехать. Но как-то сообразил, что тут нет его вины, что я сам решил пройти через всю эту ерунду. Я сказал ему, что побежден: всю ночь как идиот катался по его полу и все еще не вижу никакого смысла в его загадке.
Он рассмеялся и сообщил, что его это не удивляет, потому что действовал я неправильно — не пользовался глазами. Это было так, но ведь я был вполне уверен, что мне нужно — по его словам — «ощутить» разницу. Я упомянул об этом, но он возразил, что ощущать можно и глазами — когда не вглядываешься в предметы прямо. Что касается меня, сказал он, то нет другого средства решить эту задачу, как только пользуясь единственным, что у меня есть, — моими глазами.
Он вошел в дом; я был уверен, что он наблюдал за мной. Ведь иного способа узнать, что я не пользовался глазами, у него не было.
Я снова начал кататься, так как эта процедура была самой удобной. Но на этот раз я клал подбородок на руки и всматривался в каждую деталь.
Через некоторое время темнота вокруг меня изменилась. Когда я фокусировал взгляд в точке прямо перед глазами, вся периферийная зона моего поля зрения однообразно окрашивалась сверкающим зеленовато-желтым цветом. Эффект был поразителен. Удерживая глаза скошенными в точку прямо перед собой, я начал отползать на животе в сторону, передвигаясь на фут примерно за один раз.
Внезапно я осознал перемену оттенка в точке, находящейся примерно на середине пола. Справа от меня, по-прежнему на периферии поля зрения, зеленовато-желтый оттенок стал ярко-пурпурным. Я переключил внимание туда. Пурпур поблек, но был все еще блестящим и оставался таким постоянно, пока я удерживал на нем свое внимание.
Отметив место пиджаком, я позвал дона Хуана. Он вышел на веранду. Я был не на шутку возбужден, ибо действительно видел перемену в оттенках. Его же это, видимо, не впечатлило, он велел мне сесть на то место и описать свои ощущения на нем.
Я уселся, а затем лег на спину. Он встал рядом и допытывался, как я себя чувствую. Но я не ощущал никаких отличий. Примерно в течение 15 минут я пытался почувствовать или увидеть разницу, в то время как дон Хуан терпеливо стоял рядом. Я испытывал какое-то отвращение. Во рту был металлический привкус. Внезапно начался приступ мигрени. Я понял, что заболеваю. Бессмысленность всего этого предприятия раздражала меня до ярости. Я поднялся.
Дон Хуан, вероятно, заметил, как глубоко я расстроен. Он не смеялся, а очень серьезно сказал, что мне надо быть непреклонным с самим собой, если я хочу учиться. Лишь две возможности есть у меня, сказал он. Или сдаться и ехать домой — это значит, я никогда не буду учиться, — или же решить загадку.
Он вновь ушел в дом. Я хотел немедленно уехать, но слишком устал, чтобы садиться за руль. К тому же восприятие оттенков было потрясающим, и я уверился, что это все-таки критерий, — а может быть, отыщутся и еще какие-нибудь заметные изменения. Во всяком случае, уезжать было слишком поздно. Поэтому я сел, вытянул ноги и начал все сначала.