Мое ученичество у дона Хуана началось в июне 1961 года. Я часто встречался с ним и до этого, но беседовал всегда, только как антрополог-наблюдатель. Во время своих первых разговоров я делал записи описательного характера. Позднее, по памяти, я восстанавливал весь разговор. Однако когда я стал его учеником, этот метод сделался весьма затруднительным, так как разговоры затрагивали много различных тем. Потом дон Хуан все-таки разрешил мне, после долгих уговоров, открыто записывать все. Мне также очень хотелось фотографировать и делать магнитофонные записи, но этого он не позволил.
Сначала мое ученичество проходило в Аризоне, а затем в Соноре, так как дон Хуан в период моего обучения переехал в Мексику. Методика, которую я использовал, состояла в том, чтобы видеться с ним по несколько дней, как можно чаще. Мои визиты стали более частыми и длительными в летние месяцы 1961-64 гг. Оглядываясь назад, я прихожу к выводу, что такой метод тормозил мое продвижение, так как он не давал мне полностью подпасть под влияние учителя, в чем я очень нуждался для успешного обучения. Однако, для меня лично, этот метод был полезен тем, что давал определенную несвязанность, которая помогала не утратить критичности — что было бы невозможно, будь я учеником постоянно, без перерывов. В сентябре 1965 года я добровольно отказался от ученичества.
Спустя несколько месяцев после моего ухода мне пришла в голову идея систематизировать свои полевые заметки. Поскольку собранный материал был крайне обширен и заключал в себе много постороннего, я попытался для начала классифицировать его.
Я разобрал материал по темам и расположил их иерархически по субъективной важности, то есть в смысле того влияния, какое они оказывали на меня. И вот что у меня получилось: использование галлюциногенных растений; процедуры и формулы, используемые в магии; добывание и употребление предметов силы; использование лекарственных растений; песни и легенды.
Оглядываясь на тогдашние события, я понял, что мои попытки классифицировать их не дают ничего, кроме изобретения новых категорий, отсюда, любая попытка улучшить схему приведет к еще более сложному изобретательству. Это было не то, что я хотел.
После моего отказа от ученичества мне нужно было осознать то, что я пережил, а то, что я воспринимал, являлось связной системой верований. С самого начала моего обучения для меня стало очевидным, что учение дона Хуана имеет четкий внутренний строй. Как только он начал передавать его мне, он стал выстраивать свои объяснения в определенном порядке. Распознать этот порядок и понять его оказалось для меня труднейшей задачей. В связи с моей неспособностью понять, я и через четыре года ученичества все еще был начинающим. Было ясно, что знание дона Хуана и метод, которым он его передавал, были теми же, что и у его бенефактора, поэтому мои трудности в понимании его учения были аналогичны тем, с которыми столкнулся он сам. Дон Хуан указывал на это, вспоминая о собственной неспособности понять учителя в пору своего ученичества. Эти замечания привели меня к убеждению, что любой начинающий, индеец или неиндеец, получает знания невоспринимаемыми из-за непостижимости характеристик тех явлений, с которыми он сталкивается. Лично я, западный человек, нашел эти характеристики такими запутанными, что для меня было совершенно невозможно объяснить их в системе понятий моей собственной каждодневной жизни. И я был вынужден прийти к заключению, что любая попытка изложить этот полевой материал своими словами оказалась бы неудачной.
Таким образом, для меня стало очевидно, что знание дона Хуана следует рассматривать в том аспекте, в каком он сам его видит. Лишь в этом ракурсе оно может быть очевидным и убедительным. Пытаясь совместить свои собственные взгляды с таковыми дона Хуана, я понял, что когда бы он ни пытался объяснить мне свое знание, он использовал понятия, очевидные для него. Но поскольку эти понятия и концепции были чужды мне, попытки понять его учение так, как понимал его он сам, ставили меня в тупик. Поэтому моей первой задачей было определить именно его порядок изложения концепций. Работая в этом направлении, я заметил, что дон Хуан делает особое ударение на определенной части своего учения, которая заключается в использовании галлюциногенных растений. На основе этого своего заключения я пересмотрел собственную систему категорий. Дон Хуан использовал в отдельности и в различных обстоятельствах три галлюциногенных растения: кактус пейотль (Lophophora Williamsii), дурман (Datura inoxia, синоним D. meteloides) и грибы (вероятно, Psilocybe mexicana)
Задолго до своего контакта с европейцами американские индейцы знали о галлюциногенных свойствах этих растений. Из-за своих свойств эти растения широко применялись для получения удовольствия, для лечения и для достижения состояния экстаза. Особую часть своего учения дон Хуан отводил использованию их для получения силы, которую он называл олли, а так же для достижения мудрости или знания того, как правильно жить.