Последняя кучка оказалась самой маленькой. Несколько талисманов, что астронавты, по суеверной традиции, таскают с собой со станции на станцию: три разноцветных камешка в оправе, статуэтка непонятного, то ли божка, то ли зверя, которого Сторм, вероятно, считал своим покровителем, а может, просто, — чей-то подарок. Никаких книг или снимков среди вещей Сторма не было. Скорее всего, размышлял Берх, и снимки и книги он хранил в комлоге, но последний теперь находится там же где и Сторм. Боясь, что он что-то упустил, Берх обшарил каждый сантиметр, каждый угол каюты. Заглянул под кровать — все в пустую.
Он все больше и больше не понимал, как ему вести себя с Вэнджем и Зиминым. Сделать вид, будто ничего не происходит? Я сомневаюсь, что Берх вообще умел делать такой вид — бесстрастный, я имею в виду. Сам Берх считал, что на какое-то время, он и впрямь способен скрыть свои чувства. Но в любом случае, ему нужна была передышка, возможность побыть наедине с самим собой, сосредоточиться и подготовить себя к дальнейшей игре. Но в том то и дело, что, находясь на станции, он не мог найти себе безопасного места. Он был убежден, что за ним постоянно наблюдают, и та игра, в которую он намеревался сыграть с астронавтами, уже давно ведется, и незаметно, мало-помалу, его прижимают к его же воротам. Шеф совершил большую ошибку, послав Берха расследовать дело Сторма, если, конечно, у него не было каких-то особых, неизвестных мне соображений.
За ужином Берх долго молчал, но, под конец, родил-таки вопрос:
— В каюте Стома я нашел его ботинки, какие мы носим на станции, а перед выходом на поверхность — снимаем. Как они там оказались?
Вэндж с Зиминым недоуменно посмотрели друг на друга.
— Я отнес их из предбанника в каюту — чего им там болтаться, — подумав, ответил Вэндж.
— А к чему, собственно, вопрос-то? — вкрадчиво спросил Зимин.
Если б Берх сам знал — к чему!
— Просто, мне это показалось странным…
— И только это? Больше ничего? — продолжал Зимин.
— Нет, не только это. Человек исчез, не оставив после себя практически ничего из того, что могло бы рассказать о его характере, о его прошлой жизни.
— Следовательно, он жил не прошлым, а будущим, — демагогично заметил Зимин.
— Не в том дело, — на Берха демагогия не действует, — чем, кроме научных исследований, он занимался? Может читал что-нибудь, фильмы смотрел…
— О, этого добра у нас навалом, — перебил его Зимин, — в накопителе накопилось масса всего интересного и поучительного: книги, фильмы, ну прочая ерунда. Взгляните, если хотите.
— Но кто что смотрел, разобрать, разумеется, нельзя?
— Угу, — кивнул Зимин.
— Хорошо… Скажите, записи системы контроля за жизнеобеспечением — вы их храните, или, как и с книгами, теперь уже невозможно восстановить — кто, когда и куда выходил?
Вэндж ответил:
— Если вы говорите о записи выходов Сторма, то тут, снова вынужден вас огорчить — записывается только последний выход. И запись хранится, пока астронавт вновь не покинет станцию. Тогда система контроля стирает прежнюю запись и записывает новую.
— А свои личные записи вы храните?
— Нет, со мной система контроля поступает точно так же.
— И со мной, — поддакнул Зимин.
— Но, в принципе, порядок хранения изменить можно, — предположил Берх.
— В принципе — да. Мы тут ни за кем не шпионим, и каждый имеет право выбирать — хранить записи или стирать. Конечно, если в данный момент астронавт находится вне станции, то запись ведется обязательно — для этого она и придумана.
— Ясно, — ответил Берх.
— Что-то вы ничего не едите, — заметил Вэндж, — наша стряпня не устраивает?
Берх отвлекся от банки с кефиром.
— Худею, — ответил он, — а на ночь много есть вредно.
— Много есть, вообще, вредно, — ухмыльнулся Зимин и пошел за добавкой, — я догадываюсь, — продолжил он стоя спиной к Берху, — почему наш гость вдруг сел на диету, хотя консервированные овощи диетой назвать трудно — они жутко жирные.
— Ну и почему? — поинтересовался Вэндж.
— О, я оставлю свою догадку при себе, — театрально воскликнул Зимин.
«Специально стоит к нам спиной, чтобы не было видно лица», — подумал Берх.
— Выпендривается, — вполголоса, доверительно пояснил Вэндж Берху.
— Точно! — громко ответил Берх.
Зимин повернулся к сотрапезникам и весело произнес:
— А я все слышал!
— Не сомневаюсь, — прошипел Берх.
Кефир он уже допил. Оставаться в одном помещении с Зиминым ему было невыносимо.