Карлик Нос

Он лежал на диване старухи и с удивлением смотрел вокруг. «Нет, но как живо можно видеть во сне! – сказал он сам себе. – Ведь теперь я готов бы поклясться, что был презренной белкой, товарищем морских свинок и другой гадости, но при этом стал великим поваром. Как будет смеяться матушка, когда я все расскажу ей! Однако не будет ли она также бранить, что я засыпаю в чужом доме, вместо того чтобы помогать ей на рынке?» С этими мыслями он вскочил, чтобы уйти. Его тело было еще совсем онемевшим от сна, особенно затылок, и потому он не мог поворачивать голову. Он должен был даже посмеяться над собой, что он такой сонный, ибо он ежеминутно натыкался носом на шкаф или на стену или ударялся им о косяк двери, если быстро оборачивался. Белки и морские свинки с визгом бегали вокруг него, как будто хотели проводить его; он и действительно пригласил их с собой, когда был на пороге, потому что это были хорошенькие зверьки, но они, в своих ореховых скорлупках, быстро вернулись в дом, и он только вдали слышал их вой.

Та часть города, куда его завела старуха, была довольно отдалённой, и он едва смог выбраться из узких переулков. При этом там была большая давка, потому что, как ему показалось, должно быть, как раз вблизи показывали карлика. Он везде слышал восклицания: «Эй, посмотрите на уродливого карлика! Откуда явился этот карлик? Эй, что за длинный нос у него, как у него торчит из плеч голова! А руки, бурые, безобразные руки!» В другое время он, пожалуй, тоже побежал бы, потому что очень любил смотреть великанов, карликов или редкие иноземные одежды, но теперь он должен был торопиться прийти к матери.

Когда он пришёл на рынок, ему сделалось совсем жутко. Мать ещё сидела там и имела в корзине довольно много плодов; следовательно, он не мог долго проспать. Но ему уже издали показалось, что она очень печальна, потому что она не зазывала прохожих купить у неё, а подпирала голову рукой, и когда он подошёл ближе, ему показалось также, что она бледнее обыкновенного. Он был в нерешимости, что ему делать; наконец собрался с духом, подкрался к ней сзади, ласково положил свою ладонь на её руку и сказал:

– Мамочка, что с тобой? Ты сердишься на меня?

Женщина обернулась к нему, но с криком ужаса отшатнулась.

– Что тебе надо от меня, мерзкий карлик? – воскликнула она. – Прочь, прочь! Я терпеть не могу подобных шуток!

– Матушка, что же это с тобой? – спросил совсем испуганный Якоб. – Тебе, верно, неможется; почему же ты гонишь от себя своего сына?

– Я тебе уже сказала, убирайся прочь! – сердито возразила Ханна. – У меня ты ни гроша не получишь за своё ломанье, мерзкий урод!

«Право, Бог отнял у неё свет разума! – сказал сам себе огорчённый малютка, – Что только мне сделать, чтобы привести её в себя?»

– Милая матушка, будь же благоразумна. Посмотри только на меня хорошенько – ведь я твой сын, твой Якоб!

– Нет, теперь эта шутка становится слишком наглой! – крикнула Ханна своей соседке. – Посмотрите только на этого уродливого карлика! Вот он стоит, наверно отгоняет у меня всех покупателей и смеет издеваться над моим несчастьем. Он говорит мне: «ведь я твой сын, твой Якоб», нахал!

Тогда соседки поднялись и стали так сильно ругаться, как только могли, а это торговки, вы хорошо знаете, умеют.

Они ругали его, что он насмехается над несчастьем бедной Ханны, у которой семь лет тому назад украли её красивого мальчика, и грозили все вместе накинуться на него и исцарапать его, если он тотчас не уйдёт.

Бедный Якоб не знал, что ему думать обо всём этом. Ведь сегодня утром, как ему казалось, он по обыкновению пошёл с матерью на рынок, помог ей разложить плоды, потом пришёл со старухой в её дом, поел супа, немного поспал и теперь опять здесь. А, однако, матушка и соседки говорили о семи годах! И они называли его гадким карликом! Что же теперь произошло с ним?

Когда он увидел, что мать совсем уж не хочет слышать о нём, на глазах у него выступили слёзы, и он печально пошёл вниз по улице к лавке, где его отец целый день чинил башмаки. «Посмотрю, – думал он про себя, – так же ли он не узнает меня; я стану у двери и заговорю с ним». Подойдя к лавке сапожника, он стал у двери и заглянул в лавку. Мастер был так усердно занят своей работой, что совсем не видал его, но случайно бросив один раз взгляд на дверь, он уронил на землю башмаки, дратву и шило и с ужасом воскликнул:

– Боже мой, что это, что это!

– Добрый вечер, мастер! – сказал малютка, совсем входя в лавку. – Как ваши дела?

– Плохо, плохо, маленький барин! – отвечал отец, к большому изумлению Якоба; ведь, по-видимому, он его тоже не узнал. – Дело у меня не клеится. Хотя я один и теперь становлюсь стар, а всё-таки подмастерье для меня слишком дорог.

– А разве у вас нет сынка, который мог бы мало-помалу помогать вам в работе? – продолжал спрашивать малютка.