– Да здравствует Людовик, император Август!
Хильдебальд приблизился к алтарю, чтобы отслужить мессу, и хор запел: «Приди Дух Святой…»
Для тех, кто наблюдал за ним в тот момент, Шарлемань воплощал в себе нечто большее, чем царское величие. Он стоял у алтаря, призывая всех молиться, словно апостол из давно ушедшей удивительной эпохи. Юный Бернард вышел вперед, чтобы пройти посвящение в качестве короля лангобардов.
Тот день стал настоящим праздником. В последующие дни знать, подвластная Шарлеманю, присягала на верность Людовику, своему второму императору, а Шарлемань осыпал сына богатейшими подарками. Никто, кроме Бурхарда и самого Шарлеманя, не вспомнил о том, что Амальгар так и не вернулся из Константинополя.
Однако все были удивлены, когда Шарлемань приказал сыну возвратиться в Аквитанию, где Людовика ждали его обязанности. «Затем, – объяснил хронист, – чтобы сам всемогущий император мог сохранить свой титул в обстановке привычных почестей».
Врачи вместе с Эйнгардом сильно расстроились, так как больной отец нуждался в поддержке сына. К тому же резиденция новоиспеченного императора находилась не так уж далеко, в Аквитании. Но похоже, Шарлемань даже представить себе не мог, что кто-то еще будет править вместе с ним в Ахене. Людовик подчинился и, не задавая вопросов, отбыл к себе домой.
Наступало полнолуние. Взошедшая луна стояла над стеной сосен и заливала светом битком набитый город, и в лунном свете река отливала серебром. По ночам из леса доносилось холодное дыхание осени. Шарлемань считал дни до того момента, когда он наконец отправится в лес верхом и там отдохнет.
Под лунным светом Ахен вернул себе привычный облик. С холмов исчезли шатры. После захода солнца редко где светились огни. В лесу, где сжигали листву, мелькали красные искры. Скот выгнали на сжатые поля. Шарлемань призвал к себе четырех охотников и поинтересовался о готовности лошадей и собак.
Врачи умоляли его не выезжать в холодную погоду. Он ответил, что не собирается в далекие Арденны, а отправится в охотничьи угодья неподалеку от Ахена. Он уведомил Бурхарда о том, что нужно будет исполнить. Просыпаясь по ночам, Шарлемань ощупью пробирался к свечам, горевшим в сокровищнице и кладовой. Какое-то время он смотрел на запечатанные сундуки. Затем разыскал молчаливую Ротгейду там, где она спала отдельно от остальных женщин, и просил ее позаботиться о мальчике Тьери, рожденном, как и она сама, вне брака.
Как-то ранним утром Шарлемань, небритый и без мантии, вошел в потайную дверь церкви Девы Марии. На нем была куртка из овчины и голубой плащ, и он чувствовал себя прекрасно. Помолившись, Шарлемань оглядел церковную утварь на алтаре и горевшие по его приказу светильники. Затем он вышел, чтобы созвать охотников.
«Невзирая на слабость по причине возраста, он отправился на охоту как обычно, – записал Эйнгард. – С охоты вблизи Ахена он вернулся примерно 1 ноября. В январе у него начался сильный жар, и он лег в постель. Он прописал себе пост, как обычно делал при температуре. Но при этом он страдал от боли в боку, которую греки называли плевритом; тем не менее он продолжал поститься, лишь изредка позволяя себе несколько глотков для поддержания сил. На седьмой день после начала болезни он причастился и умер в третьем часу утра на 72-м году жизни».
Шарлемань умер в январе 814 года. Прошло всего несколько дней, и из Константинополя прибыл епископ Амальгар, посланец императора, с подписанным договором о мире между двумя империями. Но Шарлеманя уже не было в живых, чтобы провести договор в жизнь и попытаться соединить вместе разделенные половины христианского господства.
С первого дня возникло ощущение чего-то необычного в смерти монарха, почти 46 лет управлявшего жизнями множества людей. Людовик, находившийся на юге, не мог принять на себя руководство. Шарлемань позабыл сообщить своим командирам, где он желает быть похороненным. Паладины посовещались и решили похоронить тело в пышных одеждах, со всеми королевскими регалиями, в мраморном саркофаге под алтарем базилики в Ахене, городе, который он построил. Кроме того, из дворца в похоронной процессии приняли участие только маленькие дети, которых привела Ротгейда.
Взволнованный импровизированными похоронами, народ в Ахене очень быстро припомнил предзнаменования конца – не так давно дрожавшая земля обрушила колоннаду Шарлеманя, и молния, ударившая в купол церкви Девы Марии, сшибла на землю позолоченный шар.
В приделе церкви люди показали Эйнгарду, как таинственным образом изменилась надпись на карнизе над нижним простенком. Из двух слов «Карл Вождь» красный цвет в титульном слове настолько выцвел, что его с трудом можно было разобрать. И Эйнгард вслед за этим припомнил, как несколько лет тому назад, в год солнечного затмения, огненный шар прочертил небо и вышиб копье из руки Шарлеманя, – это предвещало близкий конец его царствования.