Однако у всех обычаи различались: бавары не требовали клятвы при даче свидетельских показаний; у бургундов убийство каралось смертью вместо выкупа; алеманны назначали цену за хорошую охотничью собаку в 12 серебряных монет – больше, чем за беглого раба. И везде различалась тонкая процедура суда путем поединка.
– Кто мог бы создать закон, удовлетворивший так много разных народов?
– Ты найдешь это записанным в Священном Писании. – Улыбнувшись, Алкуин позволил себе процитировать своего повелителя: – «Вы можете просветить их, а заставляете страдать в слепоте».
Алкуин имел смелость выступать против своего короля Давида. Он мог делать это дипломатически, потому что прекрасно понимал склад ума этого франка. Борясь с неразрешимой задачей создать справедливые законы для людей, которые по-разному смотрели на них, Шарлемань действительно обращался к Священному Писанию, как советовал его наставник. Однако Карл находил больше удовлетворения в чтении проповедей Павла из Тарса[20], грешника благородного происхождения. Павел не пытался отвергнуть земные узы людей – любовь к женщинам, суеверия, поиски неизвестного бога. Его собственный народ, франки, во многом напоминал паству здравомыслящего Павла. Почему Павел взял на себя труд окрестить в доме Лидии всех, кто пришел на реку, даже своего тюремщика, напуганного землетрясением?
Читая все это, Шарлемань тосковал по чуткой, отзывчивой женщине, которая помогала бы ему во всех его делах, по дому, такому же прекрасному, как римский дворец, и по церкви, такой же просторной, как церковь Святой Марии у реки, где бы толпился простой люд, стремясь очиститься от своих грехов.
Когда бы ни выдавался у Алкуина час передышки, перед утренней молитвой или когда члены Академии спали сладким сном после обеда, он становился за конторку и беседовал письменно со своими далекими друзьями.
Число курьеров и странников, доставлявших ему аккуратно сложенные и запечатанные пакеты, все увеличивалось. Наставник нетерпеливо хватал подобные дары и, запыхавшись, осведомлялся, откуда они прибыли и как добирался посланник.
Однажды его повелитель услышал, как Алкуин распевает во дворе:
– Оно пришло! Оно пришло! Я так давно ждал этого письма, которое для меня слаще меда и ценнее сверкающего драгоценного камня.
И вот Алкуин стоял, застыв на месте, сжимая в руке послание и гладя его перед тем, как аккуратно распечатать и затем жадно пробежать глазами написанные строки.
Насладившись подобным образом посланием, Алкуин, бывало, рассказывал своему повелителю о том, как обстоят дела за морями в Лидисфарне или далекой Венеции. Шарлемань быстро уяснил для себя пользу от этого все возрастающего потока новостей; прежде чем отправиться на войну, он требовал, чтобы Алкуин во всех подробностях рассказывал ему о том, что творится в Рейнской области, особенно о том, что касалось его семьи. С этого времени Шарлемань также попросил Адриана посылать ему еженедельные новости из Рима, и по этим слухам и сплетням он имел полное представление о положении в Италии.
Позже, когда Шарлеманю удалось раздобыть новый орган из Константинополя и его скопировали мастера, чтобы не только в Сен-Дени, но и в других церквях звучала органная музыка, он приобрел на Востоке замечательное средство для доставки посланий по воздуху с помощью крыльев. Средство было таким простым и практичным, что его франки с легкостью с ним справились. Голубей с сильными крыльями, привыкших к родному дому, относили в плетеных клетках в открытое поле и отпускали на волю, чтобы они неслись домой со скоростью ветра. Трудность состояла в том, чтобы найти достаточно тонкую материю, которую можно было привязать к лапке почтового голубя. Лучше всего для этой цели подходил белый шелк, покупаемый у торговцев из Африки.
Поддерживая веселую болтовню между Давидом и бедным Горацием, Алкуин, сам того не сознавая, взял на себя ответственность, о которой и не подозревал. Волей-неволей он стал советником короля и неофициальным министром страны франков.
Это, в свою очередь, повлекло за собой некоторые трудности, которые не мог предвидеть ни тот ни другой. Обитая только в замке или монастыре, Алкуин лишь мысленно представлял себе близких людей; Шарлемань же, непременно объезжая свои владения, в конце концов стал одержим навязчивой идеей, касающейся людей, добывающих свое пропитание из земли. Алкуин настаивал на том, что следует делать; его ученик знал, что можно сделать. Но пока они достаточно хорошо ладили друг с другом.
Алкуин горячо приветствовал редкие визиты царственной дамы Гизелы, сестры короля, которая достигла того возраста, чтобы стать настоятельницей монастыря в Шале. Стойкий франк считал, что его молчаливая и серьезная сестра вносит монашескую атмосферу и тем омрачает веселость его замка. Однако ему доставляло удовольствие дарить ей земли и ценные подарки. Ему нравилось помогать Гизеле в ее служении Господу, хотя при этом он преследовал собственные цели.