Карл Маркс: Капитал

Насмешка Лассаля над «теорией» и оказалась тем самым стимулом, в котором нуждался Маркс, чтобы закончить ту работу, которая была так несуразно прервана дуэлью с Фогтом. Имея два заказа из журнала, которые отвлекли его, он опять нашел убежище в читальном зале Британского музея, собирая доспехи для окончательной атаки на капитализм. Записи 1862–1863 годов занимали более 1500 страниц. «Я расширяю данный том, — объяснял Маркс, — так как эти немецкие негодяи оценивают ценность книги с точки зрения ее объема». Теоретические проблемы, которые до настоящего момента ставили его в тупик, теперь были ясны и несли в себе вдохновение, как бокал джина. Взять вопрос сельскохозяйственной ренты — или, как он ее называл, «этот дерьмовый налог с капитала». «У меня давно были скрытые сомнения в абсолютной правильности теории Рикардо, и я докопался до самой сущности мошенничества». Давид Рикардо просто перепутал стоимость с себестоимостью. Цены на сельхозпродукты были выше их действительной стоимости (что измеряется количеством затраченного времени, учитываемого в них), и землевладелец клал эту разницу себе в карман в форме более высокой ренты, а при социалистической системе этот избыток был бы перераспределен в целях общего блага. Даже если рыночные цены останутся теми же самыми, стоимость товара — его «общественный характер» — изменится.

Радость Маркса по поводу своего успеха породила излишний оптимизм. В конце 1862 года один его поклонник из Ганновера, д-р Людвиг Кюгельман, написал ему, спрашивая, когда же можно ожидать продолжения работы «К критике политической экономии». «Вторая часть наконец закончена, — ответил Маркс, — переписывается набело и проходит окончательное наведение лоска, перед тем как пойдет в типографию». Он также впервые открыл, что отказывается от того громоздкого рабочего названия «К критике политической экономии. Том II». По какой-то противоречивой логике, большие книги требуют коротких названий, и поэтому «это будет самостоятельный труд под названием «Капитал».

На самом же деле перед «наведением лоска» нужно было провести немало плотницких работ, но вскоре новое отвлечение выманило его из мастерский. Еще со времени распада Коммунистической Лиги в 1850 году Маркс отклонял все просьбы участвовать в новых политических группах, «будучи твердо убежден, что мои теоретические изыскания намного полезнее для рабочего класса, чем мое вмешательство в работу разных ассоциаций настоящего времени». Но в сентябре 1864 года, когда ему пришло приглашение на торжественную встречу Международного Союза Трудящихся — англо-французское объединение профсоюзов и социалистов, любопытство одержало верх. Хотя он пришел туда в роли молчаливого наблюдателя, в конце вечера он был выбран в Главный совет и к 1865 году стал фактически его лидером.

Это обязательство отнимало у него много времени. Письмо Энгельсу в марте 1865 года описывает типичную для него тогда рабочую неделю. Во вторник состоялось заседание Главного совета, которое закончилось после полуночи. На следующий день — публичный митинг в честь годовщины польского восстания; суббота и понедельник были посвящены встречам комитетов по «французскому вопросу», и эти мероприятия продлились до утра; во вторник пришлось общаться с английскими и французскими членами Главного совета. Между всеми этими делами были встречи с участниками конференции по избирательному праву, которая должна состояться на следующей неделе. «Какая потеря времени», — стонал он. Энгельс тоже так думал. Зачем его другу тратить столько времени на подписи заявлений о членстве и споры с беспокойными комитетчиками, когда он должен сидеть за письменным столом и писать «Капитал»? «Я всегда считал, что это наивное братство в Международном Союзе долго не продлится, — предостерегал он после очередной схватки французов в междоусобных спорах. — Оно будет проходить через множество этапов и займет кучу твоего времени».