Карл Маркс

Конгресс утвердил пребывание Генерального совета в Лондоне, что было очень важно для Маркса и Энгельса, установил обязательный годовой взнос в 10 сантимов для каждого члена Интернационала и подтвердил, что борьба за социальное освобождение рабочего класса неразрывно переплетена с его политической деятельностью. Завоевание политической свободы для рабочих является первейшей необходимостью.

Вместе с третьим годом существования Интернационала закончилась и пора его спокойного развития. Наступало время горячих споров и трудных боев.

Женни жила не менее напряженной и многообразной жизнью, нежели Карл. Она входила в подробности каждодневных событий и дел Интернационала, помогала мужу во всех его начинаниях, вела переписку с многочисленными соратниками в разных странах.

После окончания конгресса Женни Маркс писала в Женеву соратнику щеточнику Филиппу Беккеру:

«…Вы не поверите, какую огромную сенсацию во всей прессе вызвал здесь Лозаннский конгресс. После того как газета «Таймс» задала тон, ежедневно печатая корреспонденции о конгрессе, другие газеты также стали посвящать рабочему вопросу не только заметки, но даже длинные передовые статьи, не считая более, что это ниже их достоинства. О конгрессе писали не только все ежедневные газеты, но и все еженедельники».

В этом же письме жена Маркса поделилась своими размышлениями о вышедшем из печати «Капитале».

«…Если Вы уже приобрели книгу Карла Маркса, то советую Вам, в случае, если Вы еще не пробились, как я, через диалектические тонкости первых глав, прочитать сначала главы, посвященные первоначальному накоплению капитала и современной теории колонизации. Я убеждена, что Вы, как и я, получите от этих глав огромнейшее удовлетворение. Разумеется, Маркс не имеет для лечения зияющих кровоточащих ран нашего общества никаких готовых специфических лекарств, о которых так громко вопит буржуазный мир, именующий теперь себя также социалистическим, никаких пилюль, мазей или корпии; но мне кажется, что из естественноисторического процесса возникновения современного общества он вывел практические результаты и способы их использования, не останавливаясь перед самыми смелыми выводами, и что это было совсем не простым делом — с помощью статистических данных и диалектического метода подвести изумленного филистера к головокружительным высотам следующих положений: «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества… Многие не помнящие родства капиталы, функционирующие в Соединенных Штатах, представляют собой лишь вчера капитализированную в Англии кровь детей… Если деньги… «рождаются на свет с кровавым пятном на одной щеке», то новорожденный капитал источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят… Бьет час капиталистической частной собственности…» и до конца.

Должна сказать откровенно, что этот изумительный по своей простоте пафос захватил меня, и история стала мне ясной, как солнечный свет».

Приближалось замужество красавицы Какаду — Лауры, и мать деятельно готовила ей постельное белье из снежно-белого полотна, обязательные платья из тяжелой тафты и костюм для свадебного путешествия из клетчатой шотландской шерсти с пышной короткой, по икры, юбкой. Все три дочери Маркса, отличные гимнастки, тотчас же оценили преимущества такой одежды, но допускалась она только в дороге. В повседневной жизни, как и все девушки их возраста, Женнихен, Лаура и Элеонора носили длинные, до пола, с узким лифом платья, отделанные воланами или тесьмой. Несгибающиеся, густо накрахмаленные нижние юбки придавали таким одеяниям из тяжелых тканей вид колокола. Тугие локоны: черные — у Женнихен и золотисто-бронзового цвета, которым прославились венецианки на полотнах великого Тициана, — у Лауры — ниспадали на плечи.

Перед бракосочетанием Лауры, которое решено было совершить по-граждански, в мэрии, Лафарг отправился в Манчестер познакомиться со вторым отцом своей невесты — Фридрихом Энгельсом.

В апреле Лаура и Поль зарегистрировали свой брак в бюро актов гражданского состояния в Лондоне. Энгельс приехал на это торжество и тотчас же вернулся в Манчестер, где его ждали неотложные дела. Там радостное событие было отмечено снова. 10 апреля Фридрих писал об этом Карлу:

«Свадьбу мы здесь отпраздновали с большой торжественностью. Собаки имели зеленые ошейники, для шести ребят был устроен чай, огромный кубок Лафарга служил чашей для пунша и бедного ежа напоили пьяным в последний раз».

Ручной еж был другом не только Энгельса, его жены Лицци, но и Тусси Маркс, часто наезжавшей в Манчестер. Однако в ночь, когда вся семья Энгельса отпраздновала заочно свадьбу Лафарга, еж разгрыз одеяльце, на котором спал, сунул голову в дыру и так запутался, что утром его нашли задушенным.

Известие о кончине ежа огорчило Тусси, и Карл с шутливой печалью выразил Энгельсу соболезнование по поводу кончины «достопочтенного ежа».

Лафарги уехали на месяц во Францию. Они решили затем обосноваться в Лондоне, где Лафарг, закончивший медицинское образование, должен был начать врачебную практику.