Отсюда Либкнехт держал связи со всей Германией. В эти годы он развил особенно энергичную литературную деятельность. Он писал листки, брошюры, статьи в нелегальный «Социал-демократ» (издававшийся сначала в Цюрихе, затем — в Лондоне), вел обширную нелегальную корреспонденцию с партийными организациями, переписывался с Марксом и Энгельсом и после смерти первого — с одним Энгельсом, поддерживал письменные и личные связи со своими избирателями, собирал деньги для репрессивных и их семей. В лачужке Либкнехта в Борсдорфе жизнь всегда била ключом. Одно время в Борсдорфе жил также Бебель. Сюда сходились все нити движения. Множество лучших пролетарских бойцов того времени побывало в этой «вилле Либкнехта».
Карлу Либкнехту было 10 лет, когда отец его и вся семья переселились в Борсдорф. Сидя в каторжной тюрьме в 1916 г., в период империалистской войны, Карл Либкнехт в письмах с любовью вспоминал этот «борсдорфский» период и господствовавшую в тогдашней «вилле» его отца прекрасную революционную атмосферу. В частности, Карл Либкнехт вспоминал, что именно в Борсдорфе, в деревенской обстановке, в старом полуразрушенном домике на берегу реки он мальчиком впервые научился любить природу…
Вильгельм Либкнехт принимает, разумеется, самое деятельное участие в нелегальных съездах германской с.-д. партии за время исключительного закона (в Виденском замке в Швейцарии, в Копенгагене, Ст. Галлене). В общем он вместе с Бебелем — при руководстве и решительной критике сначала со стороны Маркса и Энгельса, а затем со стороны одного Энгельса — ведет борьбу против обоих возникших тогда в партии уклонов. Мы говорим о легалистах — правых (Гехберг и К°) и о «левых» оппортунистах», «молодых» (Мюллер, молодой Шиппель и др.). Но тут опять оказываются слабые стороны Либкнехта — его примиренчество в теоретических вопросах. Тактические и организационные споры тоже отталкивают его. «Лишь неумением отделить существенное от не столь существенного объясняется то, что эти споры ведутся с такой страстностью и что им придают какое-то решающее значение»… «Революция — реформа! Сколько чернил пролито, сколько желчи израсходовано в спорах вокруг этих двух слов. А почему? Да только потому, что каждая из спорящих сторон фетишизирует свою тактику! Понятия не исследуются со всех сторон. Каждый приписывает чудодейственную силу своему предложению и видит гнездилище всех зол в чужом. Фетиши бывают злые и добрые — перед добрым фетишем слепо преклоняются, злого фетиша проклинают. Весь спор вокруг слов
В годы исключительного закона против социалистов Энгельс не раз в письмах к Вильгельму Либкнехту резко «ругал» его за чрезмерный оптимизм в отношении к правым, за примиренчество к плохоньким «социалистам» из числа «образованных» и т. п. Либкнехт, — смеется Энгельс в письме к Бебелю, — играет «роль наседки, которая высидела утят: он хотел вывести «образованных» социалистов, но — глядь, — из яиц вылупились сплошь, филистеры и обыватели, и вот милейшая наседка хочет нас уверить, что но буржуазной речке плавают цыплята, а не утята» (
Либкнехт сдавался не сразу. «Отсюда — вечные пререкания и тот почетный титул, которым он как-то в шутку меня наградил: титул величайшего грубияна Европы», — пишет Энгельс Бебелю в мае 1883 г. (
В период исключительного закона, особенно во вторую его половину, В. Либкнехт принимает энергичнейшее участие в возобновлении международных связей рабочего класса и в восстановлении Интернационала, распавшегося после поражения Парижской коммуны. Либкнехт совершает ряд поездок в Швейцарию, Англию, во Францию (во время пребывания Маркса под Парижем незадолго до его смерти) и, наконец, в Америку (вместе с дочерью Маркса).