Карл, герцог

Солярная Изабелла предстала перед его мысленным взором в венце лиловых лучей и Луи страстно облобызал лебединую шею призрака жены своего хозяина. Первое время Луи не искал оправданий этим действиям. Затем успокаивал себя тем, что кочевая жизнь в мужском обществе требует фантазматической компенсации. Затем оправданий уже не находилось.

август, 17

Остия была плохо укреплена, мала, зловонна, но при этом имела колоссальный порт, «морские ворота Рима», как без всякой выспренности, позевывая, выразился кардинал Сан-Пьетро-ин-винколи. Карл, улыбнувшись краешком рта, заметил, что морские ворота столицы мира могли бы быть почище. Кардинал, ничуть не обидевшись, сказал что да, могли бы. И были бы, если б не проклятые Орсини. Карл решил, что речь идет о каком-то примечательном местном катаклизме и приступил к главному.

Кроме бургундов и Альфонса Калабрийского в Остии стояли:

– полторы тысячи англичан под водительством Гуго Плантагенета, лондонского мордоворота шести с половиной футов росту;

– пятьсот португальских крестоносцев, которыми тоже командовал англичанин, некто Томас Ротерхем, чистый беглец из каторжной тюрьмы – нос раздроблен, сросся вкривь и вкось, на шее серебряная зубочистка, в глазах блатная тоска;

– экипажи двадцати двухсотвесельных галер генуэзского адмирала Лодовико Скарампо, как звали рыхлого чучмека, который чудом уцелел при взрыве своей талассократицы в Арле;

– баварский епископ Ульрих фон Гогенгейм во главе из рук вон плохо экипированного отряда австрийцев.

На этих четверых – Гуго, Ротерхеме, Скарампо и Гогенгейме – Карл собирался было продолжить упражнения в остроумии в письме к Изабелле, да руки не дошли. Надо было решать уйму изощренных квартирьерских вопросов, совещаться с братьями по оружию, вырабатывать планы кампании.

Но вчера совещание выродилось в дегустацию коллекционных вин из подвалов кардинала Сан-Пьетро-ин-винколи, дегустация – в пьянку, а пьянка – в блядки. В преддверии прибытия крестоносцев в Остию со всей Европы собрались барды, богомольцы, делегаты святых орденов, работорговцы, турецкие и русские шпионы, продавцы пороха и воздуха, аристократки и проститутки. Карл, который перед началом похода дал обет не прикасаться к женщине, с трудом спасся от экзальтированных итальянок, которые жаждали отодрать от графа хоть кусочек носа, хоть краешек плоти – в качестве святой реликвии, разумеется.

Все смотрели на Карла как на психа. Все, кроме португальцев, многие из которых были действительными членами ордена Алькантара и действительно с детства не прикасались к женщине. Кое-кто из них носил настоящие вериги, а один, Жануарий по прозвищу Страсти Христовы, был счастливым обладателем подлинных стигматов веры. Чугунная цепь весом сорок фунтов заменяла ему пояс. Питался Жануарий диким медом и акридами.

Когда Карл вполне серьезно полюбопытствовал, что будет, когда акриды закончатся, Жануарий прошелестел: «Семью акридами можно накормить целый город». У Карла язык не повернулся сморозить что-нибудь дурнопахнущее – Жануарий Страсти Христовы не располагал к шуткам.

Сегодня Карл, на правах главнокомандующего, решил призвать христовых воителей к порядку. Первым делом он переговорил с кардиналом. Поболтав десять минут для порядку о «морских воротах Рима», он сказал:

– А теперь то, ради чего я с Вами встретился. В Остии вводится военное положение, как если бы она была осаждена турками. К вечеру в городе не должно остаться ни одной девки, ни одного торговца индульгенциями. Таверны надлежит закрыть. Всем гражданским, в том числе девицам благородного происхождения, запрещается появляться на улицах с наступлением темноты. Городская стража должна уступить ворота португальцам и моим солдатам. У меня всё.

Кардинал снова зевнул.

– Дело Ваше, граф. Но семья Колонна будет очень недовольна, – сказано это было вполголоса, словно кардинал упоминал имя Нечистого.

Они стояли на балконе кардинальской резиденции. Было очень душно – как только может быть душно при сорока градусах Цельсия в приморском городе, окруженном болотами и лысыми глинистыми холмами. Карл чувствовал, что ещё два таких дня – и он просто взбесится.

– Кто такие Колонна? Герцоги? Бастарды папы?

– Колонна – истинные хозяева города. Замок на том холме принадлежит им.

– Этот уродливый цейхгауз? Так и быть, я пошлю туда своего герольда. Кстати, отчего эти Колонна до сих пор не явились в город засвидетельствовать нам своё почтение?

– Колонна не любят свидетельствовать своё почтение, – почти прошептал кардинал. – Они и к папе не выйдут.

– А к императору?

– Вряд ли.

– Так они никого не боятся, да? – Карл уже мысленно принял вызов от загадочных остийских упырей.

– Колонна боятся Орсини. А Орсини – Колонна.

Кардинал перекрестился.

* * *

Предводители крестоносцев восприняли новость о комендантском часе в штыки. Только Томас Ротерхем, когда узнал, что Карл намерен доверить его португальцам патрулирование улиц, польщенно буркнул:

– Так это значит все будут дрыхнуть, а моим доходягам ни сна, ни покоя?

Но его вопрос остался без ответа, потому что галдели все, а пуще прочих Альфонс и Гуго.