Карибский сувенир

Виктор без сожаления отдает мне веник и, захватив папку с рейсовыми документами, поднимается наверх, в капитанскую рубку. Виктор уходит, а я осматриваю каюту: итак, с чего начать? Пожалуй, с пола. Вернее, с палубы — ведь на судне нет полов.

Пошаркав веником по палубе, я сажусь на диван.

Глаза привычно скользят по знакомым предметам: две, одна над другой, койки; маленький, детских размеров, диванчик; такой же столик, два рундука — шкафчики для вещей, умывальник, зеркало, полка для книг и динамик. Вот и все. Была еще в нашей каюте висячая керосиновая лампа — это на всякий случай, мало ли что в море может случиться, но в море, как видно, она никому не пригодилась, и ее кто-то унес. Может, взяли на память…

Были еще графин и два стакана, но вся стеклянная троица разбилась во время шторма в прошлом рейсе, где-то у берегов Гренландии. Да и ни к чему они: когда в умывальнике есть вода, ее приятно пить прямо из-под крана. Я говорю «когда есть», так как вода в умывальнике бывает не всегда — во время работы в тропиках ее экономят и дают лишь три раза в сутки по десять минут. Запасаться водой тоже неразумно: через несколько часов она нагревается до тридцати градусов и становится безвкусной. Поэтому ее лучше пить прямо из-под крана.

Вот такая моя, вернее, наша с Виктором каюта. Его койка верхняя, моя — нижняя. Койки мы разыграли еще на берегу — тянули спички. Тесновато, прохладно на севере и душно на юге, но вместе с тем очень уютная и удобная каюта. Это третий мой океанский рейс. Третий дальний, полугодовой. Первый рейс — на теплоходе «Орехово»; за экватор, в южное полушарие, ходил на среднем рыболовном траулере «Обдорск», а теперь в восточную, тропическую часть Атлантического океана иду на научно-поисковом судне «Олекма».

Суда, на которых мне приходилось совершать дальние путешествия, в том числе и «Олекма», — суда-близнецы. Все они сооружены руками немецких рабочих в городе Штральзунде, все из одной серии «Океан». Суда предназначены для работы в открытых океанских просторах: им не страшны штормы, ураганы, плотные, непроницаемые туманы и большие расстояния.

«Орехово», «Обдорск», «Олекма» — на борту каждого из теплоходов чернеют буквы СРТР — средний рыболовный траулер-рефрижератор. На таких судах ловят рыбу. Они оборудованы холодильными камерами, чтобы замораживать улов. Суда нашего института несколько переконструированы и используются как научно-поисковые. На них можно искать, ловить рыбу и вести научную работу.

Так случилось, что все рейсы я совершил в одной и той же каюте: в каюте по левому борту, номер «22». Вот и сейчас я опять навожу в ней малую приборку и считаю ее своей каютой.

Застелив койку, протерев тряпкой зеркало, стены, диванчик, осматриваюсь: пожалуй, все, с приборкой покончено. Теперь осталось совсем немного: я пришпиливаю к стенке над диваном календарь, а над своей койкой рисунок — похожий на утюг красный пароход с фиолетовым, в виде изогнутой колбасы дымом, вылетающим из трубы, и тонконогими человечками, прыгающими по палубе. Под одним из человечков стоит жирная зеленая точка — это я. Внизу подпись: «Папе от Риты». Вот теперь всё — каюта приняла совершенно жилой вид. Теперь можно идти; моряки не говорят «плыть» — идти в самые далекие, в самые неизведанные края. Туда, где злое, жгучее солнце, где днем нет теней, а в прозрачной синей воде около бортов судна шныряют вечно голодные акулы.

— Инженерам научной группы, к капитану! — приглашает судовое радио.

Убрав веник, я поднимаюсь наверх.

— Садитесь, ребята, — приглашает капитан и сам садится за стол, на котором разложена карта Атлантического океана. — Давайте посмотрим еще раз районы, где нам предстоит работать.

Капитан закуривает сигарету, кивком предлагает закурить и устраивается в кресле поудобнее. О капитане «Олекмы» я уже слышал давно. Это один из лучших капитанов нашего института. Молодой, энергичный, любознательный, отличный мореход — так отзываются о нем те, кто плавал на «Олекме» вместе с Валентином Николаевичем Лутошкиным. У него решительное, с чуть выпуклыми глазами и крупными чертами лицо, крепкие, с толстыми пальцами руки; широкие плечи обтягивает мохнатый шерстяной свитер.