Башвиль напрасно прождал в тот день появления Люциана в доме. На этот раз не было никаких посетителей. Чтобы с пользой провести свой досуг, он пошел в библиотеку, которой мисс Кэру разрешила пользоваться и слугам, и прочел там в энциклопедии статью о Спинозе. Через час, вполне удовлетворенный тем, что постиг учение этого философа, он стал натирать до безукоризненного блеска полы в комнатах Лидии, чтобы скрасить этим занятием скучную монотонность летнего дня.
В это время Люциан обдумывал, в какой бы форме лучше всего сообщить Лидии правду о ее друге. Ему хотелось, чтобы она не только порвала всякое знакомство с Кэшелем, но и устыдилась, что допустила такого человека в свой интимный круг, и почувствовала, что теперь вера в ее непогрешимость сильно поколеблена. Его опыт в качестве секретаря при министерстве научил его подкреплять свое мнение несколькими ловко подобранными фактами, чтобы тем вернее навязать его другим, создав ему призрак убедительности. Но он был очень мало осведомлен о жизни спортивных кругов, не имел ясного представления о действительном положении в обществе профессионалов арены, и хотя он с малых лет был убежден, что боксерство - грубое и предосудительное занятие, порочащее человека, однако он очень хорошо знал, как любит Лидия считать общее мнение пустым предрассудком, и поэтому не хотел являться к ней без солидных данных против Кэшеля Байрона. К изумлению лорда Вортингтона, Люциан не только пригласил его вечером к обеду, но даже с удовольствием и напряженным вниманием вел с ним беседу на его любимую тему о боксе.
К концу дня Башвиль стал нервничать. Ему приходило в голову, будто Лидия уже повидалась где-нибудь с мистером Уэббером и тот рассказал ей об утреннем посещении Башвиля. Ему стало казаться, что отношение Лидии к нему изменилось; он даже чуть было не спросил самую симпатичную из горничных, не заметила ли и она этого. Но на следующий день беспокойство Башвиля кончилось. Люциан пришел и имел с Лидией долгий разговор в библиотеке. Башвиль слишком высоко ценил свое достоинство, чтобы подслушивать у двери, но он надеялся, что симпатичная горничная не будет так щепетильна. Но Лидия воспитала в своих слугах чувство самоуважения, и поэтому ее разговор с двоюродным братом остался тайной для Башвиля.
Когда Люциан вошел в библиотеку, у него был такой мрачный вид, что Лидия спросила, нет ли у него сегодня мигрени, от которой он часто страдал. Он почти обиженно ответил, что совсем здоров и что должен поговорить с ней об очень серьезном вопросе.
- Как? Опять?
- Да, опять, - ответил он с горькой усмешкой. - Но на этот раз дело будет идти не обо мне. Могу ли я сказать вам кое-какую правду об одном из ваших постоянных гостей, не рискуя рассердить вас непрошеным вмешательством в вашу жизнь?
- Конечно, дорогой Люциан. Вы имеете в виду Чевского? Если я угадала, то не беспокойтесь за меня. Я прекрасно знаю, что он записной нигилист.
- Меня мало занимает господин Чевский. Вы знаете, надеюсь, что я далеко не сочувствую вашему увлечению всякими анархистами, нигилистами и прочими достаточно подозрительными людьми. Тем не менее я не возражаю против них. Но я смею предполагать, что даже вы должны закрыть свои двери для профессионального боксера.
Лидия мгновенно побледнела и почти неслышно произнесла:
- Вы говорите о Кэшеле Байроне?
- Так вы знали! - в негодовании воскликнул Люциан.
Лидия промолчала мгновение, чтобы овладеть собой. Затем она уселась и хладнокровно ответила:
- Я знаю лишь то, что вы сказали мне - ничего больше. А теперь извольте подробно объяснить мне, что такое профессиональный боксер.
- Это человек, который дерется за плату.
- Но то же самое делают все военные - офицеры и генералы. А тем не менее, насколько я знаю, общественное мнение не ставит их на одну доску.