Между тем нападки "Уолл-стрит джорнэл" не прекратились и после того, как корпорация "Крайслер" снова встала на ноги. Я объявил 13 июля 1983 года в Национальном пресс-клубе, что к концу года "Крайслер" погасит все гарантированные правительством займы. Два дня спустя "Нью-Йорк таймc", которая прежде выступала против гарантированных займов, опубликовала материал, озаглавленный "Крутой разворот "Крайслера"". В статье отмечалось, что "трудно переоценить масштабы этого разворота... Каким образом удалось столь быстро восстановить жизнеспособность такой тяжело больной компании?"
В тот же самый день "Уолл-стрит джорнэл" также поместила большую статью о корпорации "Крайслер". И как же ее озаглавили? А вот как: ""Крайслер", ослабев и похудев, все еще пребывает в тяжелом состоянии". Есть ли еще сомнения в том, что газета извращает факты? Она, конечно, вправе иметь свое мнение, но мнения высказываются лишь в передовицах. Она могла бы написать что-нибудь в таком роде: "Очень плохо, что корпорация достигла этого именно таким способом, но добилась она большого успеха!"
При таком характере освещения нашей ситуации в деловой прессе страны нет ничего удивительного в том, что значительной части публики было трудно разобраться в происходящем.
В большой степени проблему осложняла терминология, применявшаяся для характеристики ситуации. Термин "помощь", "выручка" (bailout) – это весьма красочная метафора. Он вызывает представление о давшем течь корабле, мечущемся среди волн в бурном море. Он подразумевает, что команда корабля оказалась беспомощной. Во всяком случае, термин "помощь" звучит лучше, чем термин "подаяние" (handout), которым также часто пользовались. Мы вовсе не просили безвозмездных даров, и мы их действительно не получали.
Одна из распространенных точек зрения заключалась в том, что мы – огромная, монолитная компания, не заслуживающая помощи. Чтобы развеять этот миф, мы доказывали, что фактически корпорация представляет собой скопление небольших предприятий. Мы – предприятие сборочное. У нас 11 тысяч поставщиков и четыре тысячи дилеров. Почти все владельцы этих предприятий – мелкие бизнесмены, а не финансовые воротилы. Нам не подаяние нужно было, а требовалась рука помощи.
Многие даже и этого не знали. Они думали, что мы добивались безвозмездного дара. Им казалось, что президент Джимми Картер послал мне поздравительную открытку с приложением одного миллиарда долларов в изящно упакованных пачках мелких купюр. Многие вполне благонамеренные американцы находились, очевидно, под впечатлением представления, будто корпорация получила один миллиард долларов наличными в обычных бумажных мешках, в которые упаковывают продукты, и будто нам никогда не придется эту сумму вернуть.
О, если бы это было правдой!
XIX. "Крайслер" обращается в конгресс
Мягко говоря, дача показаний комиссиям палаты представителей и сената никогда не представлялась мне очень приятным аанятием. Поверьте, меньше всего на свете хотелось мне это делать. Но я знал, что при малейшем шансе добиться утверждения конгрессом гарантированных займов для корпорации я лично там выступлю, чтобы отстоять нашу просьбу. В данном случае я бы никому не перепоручил эту обязанность!
Помещения, в которых проводятся слушания комиссий сената и палаты представителей, казалось бы, .специально предназначены для того, чтобы запугать дающих показания. Члены комиссии восседают за полукруглым столом, стоящим на возвышении фута на два над полом, и взирают на допрашиваемого сверху вниз. Свидетель явно оказывается в неудобном положении, так как вынужден всегда смотреть вверх на задающего вопросы. К тому же неприятное состояние доправшиваемого усугубляется бьющим в глаза светом телевизионных камер.
Официально ко мне адресовались как к свидетелю, но фактически это не соответствовало действительности. По существу, я оказался в роли ответчика, обвиняемого. Час за часом мне приходилось сидеть в своем боксе и подвергаться судилищу конгресса и прессы за так называемые грехи в управлении корпорацией "Крайслер", за грехи реальные и воображаемые.
По временам это напоминало "суд кенгуру"38. Идеологи в один голос кричали: "Нам наплевать на то, что вы говорите. Мы хотим сокрушить вас". Я на этих слушаниях держал себя в руках. Мне приходилось все время импровизировать. Вопросы быстро следовали один за другим, и они носили провокационный характер. Сотрудники аппарата постоянно передавали конгрессменам записки, а я вынужден был на все вопросы отвечать экспромтом. Это было зверское истязание.