Карельский блицкриг

Последние два требования были особенно обидны для финнов, так как по их пониманию на этих направлениях они одержали победу. Взяли в плен советских солдат, танки, орудия и не допустили глубокого проникновения врага на свою территорию. Где справедливость?

Если вам так нужен кусок приграничной земли в районе Кандалакши, то заплатите нам за него. Русский царь Петр заплатил шведам за Ингерманландию и прочие прибалтийские земли при подписании Ништадтского мирного договора. Платите и вы.

Эти слова говорились финскими представителями с самым серьезным видом, и Вячеслав Михайлович не преминул вернуть на землю хельсинкских мечтателей.

– Хорошо, если царь Петр скажет нам заплатить, мы заплатим. Напишите ему письмо, – любезно предложил нарком, пододвинув лист бумаги к сидевшему напротив него генералу Вито Макарайнену. Гордому финну стоило нечеловеческих трудов выдавить из себя некое подобие улыбки и не запустить в русского наркома чернильным прибором.

От столь неконструктивного поведения Вячеслава Михайловича вся финская делегация обиделась. Будь это в октябре прошлого года, финны бы по команде Макарайнена гордо встали и ушли, громко хлопнув дверью. Однако на дворе стоял победный март сорокового, и подобный демарш ох как дорого обошелся бы красавице Суоми.

Поэтому финны были вынуждены остаться, но в отместку за неспортивное поведение Молотова они в один голос заговорили о неприемлемости территориальных требований со стороны СССР. И вот тут-то сыграло свою роль «финское альтернативное правительство». Вынутое из тени на свет божий подобно кролику из шляпы фокусника, оно обрело плоть и кровь, чем привело в шок и трепет финскую делегацию.

– Если представители финского правительства считают требования Советского Союза завышенными, то другое финское правительство полностью с ними согласно. Более того, оно готово выплатить советской стороне контрибуцию за проигранную вами войну, объявить Аландские острова демилитаризованной зоной, полностью распустить армию и флот, чтобы гарантировать соседним странам свой нейтральный статус, – Молотов сделал паузу, а потом добавил: – Если вы не хотите говорить с нами, мы будем говорить с другими представителями финского народа.

Шантаж был откровенно грубым, несмотря на то, что нарком постарался придать ему дипломатичный вид. Однако, как ни странно, он оказался весьма действенным. Напуганные финны попросили разрешения проконсультироваться с президентом и утром следующего дня объявили о согласии Финляндии на все территориальные требования, предъявленные ей наркомом.

Столь быстрое согласие сильно обрадовало наркома, да и все советское правительство в целом вместе с товарищем Сталиным. Сведения, приходящие в Москву из хорошо информированных британских источников, рисовали советскому вождю откровенно неприглядную картину. Лондонский лев был готов к прыжку, и мирный договор Москве был нужен в неменьшей степени, чем он был нужен Хельсинки.

С подачи Сталина Молотов блестяще разыграл комбинацию с другим финским правительством и добился максимального результата в переговорах с таким сложным партнером, как финны. Советский Союз получил с разгромленного врага территории в том размере, которые удовлетворяли все стратегические нужды государства и при этом не давал Финляндии статус бедной и несчастной страны, дочиста ограбленной «этими русскими».

Выставленные территориальные претензии, отказ от контрибуции и полной демилитаризации страны не позволили французскому премьеру Даладье полностью подставить свое плечо британскому партнеру в реализации «северного варианта».

В глазах французских парламентариев Россия по праву взяла себе приграничные земли соседа, не ущемив его права на исконно финские территории. Европейские страны сплошь и рядом проводили такую практику, и это считалось в Париже нормальным положением вещей. Вот если бы Сталин занял Хельсинки или потребовал полного присоединения Финляндии к России, тогда другое дело. Тогда объединенная Европа должна была бы показать дикому медведю его настоящее место, а так косолапый слегка объел край чужого пирога, не покусившись на целое.

Схожее мнение было и у германского фюрера, который по воле случая стал временным партнером Москвы. Гитлер считал, что Сталин проявил излишнюю скромность в отношении финнов. Сам вождь немецкой нации в сложившихся обстоятельствах действовал бы совершенно иначе.

Впрочем, был еще один важный момент, заставлявший господина рейхсканцлера быть вежливым в отношении своего восточного соседа. Вермахт собирался смыть со страны позор Версаля, и чтобы сделать это в максимально благоприятной обстановке, немцам требовалось спокойствие на границе с СССР.