Караван счастья

Листаю их и нахожу много интересных строк. Хотя бы такие:

«За время пребывания в «Искре» многому научились: ходить строем с песней, выполнять приказы командиров и — что самое главное — все курсанты поняли, что такое мужская дружба, без которой просто в жизни пе обойтись».

Молодец, комиссар: дружба — это уже по его части. И кто знает, может, именно авторы этой заметки еще придут в резервный экипаж, чтобы научить уже следующее поколение великой силе — мужской дружбе и братству.

* * *

Последние зимние метели еще цепляются за Уральский хребет, а за Полярным кругом все бушует и бушует Баренцево море, и, обгоняя полярную ночь, грядут холодные рассветы. На свою непростую вахту заступают наши земляки.

Пожелайте вернуться с победой.
Лучше этого можно ль желать?

Этими строчками из стихотворения краснофлотца Тихона Красовского, фронтового североморского поэта, я и заканчиваю свой рассказ о людях, с которыми соприкоснулась сердцем.

Краснознаменный Северный флот — Челябинск,

1976 г.

Североморск. Старший матрос Северного флота.

«Челябинский комсомолец» в походе.

Шефы приехали! Члены делегации молодежи Челябинской области среди экипажа именной подводной лодки.

Концерт на рейде.

ДИРЕКТОР ПАМИРА

ЖИВЕТ НА КРЫШЕ МИРА МОЙ НАРОД,
ГОРДЯСЬ, ЧТО РЯДОМ С КОСМОСОМ ЖИВЕТ.
НАД НИМ ВЫСЬ СЕРЕБРИТСЯ ДНЕМ И НОЧЬЮ.
ОН СЧАСТЛИВ, КАК СРЕДЬ ПРАЗДНИЧНЫХ ЗАБОТ.

ВИДНА ПЛАНЕТА ВСЯ С ЕЕ ВЫСОТ,
С НЕЕ О МИРЕ РЕЧЬ ТАДЖИК ВЕДЕТ.
РАВНЫ У НАС ВСЕ ЯЗЫКИ И РАСЫ,
НАМ ЯСЕН ПУТЬ И ЯСЕН НЕБОСВОД

Мирзо Турсун-заде

Перевод Владимира Цыбина

Докторской диссертации Юсуфбеков не писал — степень присвоили за труды, за ту выхоженную ногами, опробованную и доказанную опытом высокогорных хозяйств науку, что обернулась спасительной для скотоводства и земледелия всей горной страны практикой.

Председатель ученого совета спросил: доктором каких — биологических или сельскохозяйственных — наук видит себя ученый: возможно и то, и другое — работы тянут не на одну диссертацию. Юсуфбеков ответил: только сельскохозяйственных.

За научными формулировками стояла четкая жизненная линия:

«Ввел систему реконструкции растительного мира Западного Памира», «Предложил и доказал возможность залужения пустынных пастбищ», «Разработал систему улучшения пастбищ и сенокосов всего Памира и Алайской долины», «В десять раз увеличил коллекцию Ботанического сада».

Это совершено не многоопытным стариком — кандидатскую защищал комсомолец, член Горно-Бадахшанского обкома ЛКСМТ. Доктором наук, членом-корреспондентом Академии наук Таджикистана он стал в возрасте, когда о нем говорили «молодой ученый», академиком — в 44 года.

…Горд и неприступен Памир. Недаром Подножием смерти именовали его жители Гиндукуша и соседней нагорной Азии. Даже птица не долетит до его вершин, даже кутас не всегда подымется за их снежную черту, ну а человек… Что может он? Не по силам слабому человеку состязаться с грозной стихией.

А люди на памирских плато жили издревле. Жили на пределе возможностей, в условиях, которые теперь принято называть экстремальными. В холоде, при недостатке трети кислорода, при сахарской сухости, когда даже снег испаряется, не успев согреть землю, — это на Восточном Памире. В недоступных горах, лишенные земли и скотины, в разреженном воздухе, отрезанные от всего мира, — это на Западном.

Но люди приспосабливались, как все живое: растения, звери. Они пасли овец и кутасов в горных пустынях, передавая маршруты пастушеских троп из поколения к поколению, от стариков к молодым. Лечились травами, горной смолой — от кишлака к кишлаку, от юрты к юрте рассказывали о чудесах исцеления и называли горные хребты, долины, где это произошло. Горцы западного Бадахшана знали дивные сады в расщелинах с плодами крупными, сладкими, яркими, словно вырастили их высокоученые садовники, только добраться до них мог не каждый.

Кочевникам Востока была хорошо знакома чудо-колючка терескен. Только, не помышляя о заготовке сена впрок, в суровые зимы, когда скот погибал от голода, они топили ею юрты. И они не были совсем знакомы с земледелием.