«На всю жизнь останется в памяти ночь, когда, благодаря отличному знанию своей специальности, сохранению хладнокровия в тяжелых условиях, благодаря всему тому, что в итоге создает героизм человека, комсомольцами Господченковым и Гутаровым фактически была спасена лодка».
— Позвоним Хомутову?
— Конечно!
К Хомутову отношение у нас трепетно-уважительное, прямо-таки нежное. Ведь он из тех мужественных, о ком пишут Хрулев и Петренко. Николай Хомутов — секретарь комсомольской организации подлодки «Челябинский комсомолец» в годы войны. С первого боевого похода и до последнего — командир отделения гидроакустиков, «глаза и уши подлодки». Северянин, мурманчанин по рождению, он после войны, демобилизовавшись, приехал в Челябинск и вот живет здесь уже тридцать лет. Сейчас Хомутов — начальник одного из управлений областного УВД.
— Я хорошо представляю их даже спустя три десятилетия, — голос в трубке радостно-серьезен. — Разведчики были очень рослые и в нашей «малютке» едва помещались. Не знаю, кто именно из них крикнул нам тогда: «Уходите! Засада!» Ветер был с моря, и предупреждение их унесло к берегу. Мы не сразу поняли. Уж потом, когда ракеты увидели… Мужественные парни! Вряд ли им удалось уйти.
Было это в суровые дни общенародного горя и испытаний. Виталия Андреевича Гааза тогда еще не было на свете, а я в самодельных тетрадях, сшитых из старых книг и газет, училась выводить свои первые непослушные буквы.
Подводная лодка «Челябинский комсомолец» шла на специальное задание. На борту «малютки», помимо команды, находились двое, о ком только и было известно, что это разведчики. Ради высадки их на оккупированную фашистами лапландскую землю и был предпринят этот сложный поход.
Всплыли в условленном месте, недалеко от берега. Резиновая надувная лодка унесла разведчиков в ночь. А затем их крик, чтобы уходили, спасались. И красные ракеты в небе, и вражеские сторожевики, на полной скорости летящие к подлодке.
— Немедленное погружение!
Но вместо глубины под днищем оказался грунт: дрейфуя у берега, подлодка сместилась в сторону. Пять метров под килем. Вместо минимум двадцати. Вот тут и потребовались оперативная находчивость, мужество и от трюмного матроса и от дизелиста. Растеряйся они на секунду — и вражеский таран означал бы конец.
Обшивка подлодки трещала от ударов сверху и снизу. Обдирая днище, субмарина по грунту сползала в глубину. 53 раза бомбы несли ей смерть. Одна из них вывела из строя освещение: впотьмах, на ощупь моряки отремонтировали повреждение и еще 12 часов подряд лавировали, увертываясь от прямых попаданий.
Что стояло за этим фактом? Только ли находчивость, отличное знание техники, механизмов? Конечно, и эти качества тоже. Но прежде всего — советский характер: братство, коллективизм, высокие моральные качества.
— Да, черты эти наши, морские, и не только в дни войны, но и сегодня, в дни обыденного труда и мира.
Из дневника:
Вася Чумаков — любимец экипажа, балагур, или просто отличный парень, его главная черта — трудолюбие. Он — «наш директор», как мы его зовем между собой, — относится к тем людям, которые берут самый тяжелый конец и несут дальше всех. Отец говорит: на таких Россия держится. И в этом он прав».
— Стоп! А если о Василии подробней?
— Можно и подробней. Даже больше: думаю, что о таких ребятах нужно рассказывать и в комнате боевой славы, и на стенде в музее.
…Вахта была не просто нелегкой, а изматывающей до последнего. Штормовые набеги крутили корабль по всем параметрам. Уже не говоря о новичках, трудно держались самые выносливые. О погружении в спокойные воды не могло быть и речи — подлодка, следовавшая в заданный для занятий район, не могла терять скорость.
И вдруг лодочное радио во всех постах и отсеках, прохрипев первые баянные аккорды, Васиным голосом запело: «Над вечерним Челябинском…»
Потом была «Россияночка», «Пропел гудок заводской» и еще много других песен — весь Васин, да и не только его репертуар. Пел Чумаков шесть часов подряд, а может, и больше — кто фиксировал время! В торпедном отсеке ребята обложили его пробковыми матрацами, чтобы меньше собрал он синяков, и сказали:
— Давай, директор, жми!
И «директор» — а Вася до призыва в армию действительно по окончании культпросветучилища некоторое время работал директором Дворца культуры — «жал».
Даже самые безнадежные, которые до Васиных песен с трудом разбирали показания приборов, думали: «Что же это я так раскис? Другие вон даже поют!»
Из дневника: