— Да, много, — отвечаю, — но более того — тебе надо бы знать не только о том, как живут здравствующие поныне, но и о том, как жили люди раньше, как жили покойные ныне предки наши. Да и этого тоже мало. Учиться следует не у одних лишь людей, но и у зверей тоже. Вот говорят, что слоны загодя чувствуют час смерти и, почуяв, что час этот близок, возвращаются в родные края. Так вот, доброму человеку стоит поучиться и у мудрого слона…»
Из советов моей бабушки:«Всегда уступай дорогу старшим, особенно близким. И не ищи в том обиды для себя, а помни, что бабушка и дедушка, когда срок придет, попросят у бога для себя первыми дорогу к тому свету. Нет ничего хуже, как пережить своих детей и внуков».
3
Дедушка привел меня в пионерский лагерь, оставил там, а сам поспешил домой.
И вот сижу я на своей кровати, и грустно мне и страшно. Еще бы, ведь сегодня впервые в жизни буду ночевать не на кошме, расстеленной на полу, а на высокой и узкой железной койке, да еще среди чужих. Тут подходит высокий парень и говорит:
— Я пионервожатый. Зовут меня Узакбергеном, фамилия моя Бекниязов. Студент Чимбайского педучилища. А ты кто же будешь?
Отвечаю, подражая ему:
— Я пионер, зовут меня Тулепберген Каипбергенов. Ученик начальной школы имени Чапаева.
— Вот, — говорит, — оказывается, ты тезка моему брату, он тоже Тулепберген, но он постарше тебя лет на пять. Хорошо. Значит, познакомились. А теперь скажи, в каком кружке ты хочешь заниматься?
Ни о каких «кружках» я слыхом не слыхивал в жизни, а потому вместо ответа только плечами пожимаю.
— Ах, да, — говорит он, — ты же из начальной школы. Ладно, тогда скажи: кем ты хочешь стать?
— Поэтом, — выпаливаю я.
— Если так, то будешь заниматься в литературном кружке. А пока вот тебе тетрадь для дневника.
Он вынимает из сумки чистую ученическую тетрадку и, написав на обложке мое имя, кладет ее предо мной:
— На, ниши.
— А что писать? — спрашиваю я.
Он молча достает из той же сумки отточенный химический карандаш и кладет его рядом с тетрадкой.
- Дневник вести я тебя научу. А сколько у тебя стихов? — спрашивает он вдруг.
— Не знаю, — говорю я вполне искренне, поскольку и впрямь не знаю, считать ли те два стихотворения, которые были раскритикованы учителем.
— Очень хорошо, что ты их не считаешь. Ты же поэт, а не учетчик. Ладно, прочти последнее.
Как раз по пути из аула в лагерь — а дорога длинная — я сочинил стихотворение, но записать его еще не успел и потому читаю наизусть:
Вожатый слушает очень внимательно и, помолчав минутку, спрашивает:
— Как ты назвал это стихотворение?
«Каракалпакский народ», — отвечаю я с достоинством.
— Это слишком высокое и ответственное название, — говорит он, — надо бы подыскать другое. Подумаем вместе и найдем.
1 июня 1941 года. Надо уважать книгу.
Книга — самый верный, мудрый и самый красноречивый друг. Если с ней сдружишься, то и она перед тобой в долгу не останется — поможет тебе стать добрее и умнее.
Любые вещи, когда их становится очень много, теряют свою цену. А книги — нет,
2 июня 1941 года. Обложка книги как дверь дома, в котором проживает множество людей. Не стесняйся, входи в этот дом, и люди, в нем живущие, всегда помогут тебе и советом и примером.
Обычные дома бывают разные. Если тебя предупреждают: «Не стучись в эту дверь, там живут плохие люди», то верь этому. Но если тебе скажут: «Не открывай эту книгу», — не верь. В каждой книге хранится опыт хотя бы одной жизни.
Никогда не бросай книгу под ноги и никогда не топчи книгу, иначе станешь похожим на человека, который наступает на голову или на сердце другого человека.
3 июня 1941 года. Для того чтобы стать поэтом, ты должен многое познать. Как-то один молодой поэт написал письмо Максиму Горькому. Молодой поэт доказывал, что ему не надо стремиться узнать как можно больше, ведь все равно никто в мире не может постичь всего. Прочитав это письмо, Максим Горький сказал, что из этого литератора вряд ли что получится.
4 июня 1941 года. Наполеон Бонапарт говорил, что если погибнет солдат, то на его место можно поставить другого солдата. Л если умрет поэт, то его место никто занять не сможет.
Чингисхан приказал, чтобы все известные поэты поступали к нему на службу, а поэтов неизвестных он повелел умертвить.