Карачун

- Вот что, Зимин… Отправляйтесь на свое рабочее место. И помогайте девушкам в свободное от работы время.

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!

- Как скажете, - Зимин пожал плечами и поднялся.

- А… а как же банк? - пролепетала бухгалтерша.

- Пусть главный бухгалтер напишет мне служебную записку, что там с вашим банком и кто уполномочен решать такие проблемы. Я полагаю, не инженер-конструктор.

В следующий раз, когда у начальника торгового отдела с утра не загрузился компьютер, Зимин посоветовал ему написать служебную записку на имя директора - что тот и сделал (снова не оценив сарказма Зимина). Через полчаса позвонил директор. Он орал так, что слюна летела из трубки в ухо. Зимин не стал прислушиваться, положил трубку на стол, давая всему отделу насладиться криками начальства.

Дядя Коля, которому до пенсии оставалось доработать полгода, покачал головой и сказал, что лучше бы Зимину не нарываться - он сам слышал, что из шести конструкторов оставят только троих, остальных сократят.

- И мы с тобой в списке первые. Я самый старый, ты самый молодой.

- Да плевать я хотел на их списки, - ответил Зимин.

- Дурак ты, Сашка. Где ты сейчас работу найдешь?

Через неделю для ИТР ввели хронометраж рабочего времени. Зимин принес из дома хронометр и аккуратно записывал (не в часах, а в секундах), сколько времени он курил, сколько обедал, сколько раз бегал по нужде - список состоял примерно из двадцати пунктов, в которых лишь одна строчка посвящалась работе (двадцать восемь тысяч восемьсот секунд за вычетом всего остального). Видно, руки у директора дошли до анализа этих бумажек только через неделю; он не стал звонить - вызвал Зимина через секретаршу. На этот раз он не орал, а велел сесть и перевести секунды в часы. Не на того напал: Зимин хорошо считал в уме.

- Я не люблю шутников, Зимин, - сказал директор, через минуту-другую забирая исправленные отчеты. Наверное, это было угрозой.

- А я не шутил. Я выразил свое отношение к введению хронометража.

- Я учту ваше мнение, - директор пристально посмотрел Зимину в глаза - видимо, тоже угрожающе.

С этого дня началось: что бы ни делалось в отделе, во всем оказывался виноватым Зимин: он писал объяснительные, из-за пустяковых ошибок выслушивал длиннющие нотации, обедал в самое неудобное время, выходил на работу в выходные, а когда потребовал заплатить сверхурочные, директор исхитрился и за опоздания снизил ему премию ровно на размер сверхурочных - Зимин нашел это остроумным.

Последней каплей стало письмо субподрядчикам. Зимин принес документы на подпись, директор долго их разглядывал (как будто понимал в них хоть слово), а потом велел приложить к ним письмо с извинениями за задержку документации на два дня, за его подписью. Никому эти извинения были не нужны, по телефону давно обо всем договорились, о чем Зимин и не преминул сообщить, а также напомнил, что секретарь директора сидит в приемной, а у конструкторов секретарей нет.

- Знаете, Зимин, это вы не успели подготовить документы к сроку, так что не надо так морщиться: пойдите и напишите. И не забудьте взять бланк у секретаря.

Зимин, ругаясь, пнул стул в приемной.

- Да ладно тебе, Саш… - пожалела его секретарша. - Наплюй на него. Хочешь, я тебе письмо напечатаю? Ты только продиктуй, что написать.

- Не надо. Долго мне, что ли?

Минут через десять Зимин принес требуемое письмо, директор пробежал по нему взглядом, кивнул удовлетворенно и сказал:

- В кои веки вы хоть что-то сделали правильно, Зимин. Только вот тут «с уважением» надо напечатать большими буквами и оставить пропуск между ними и подписью.

Он протянул листок обратно Зимину. Зимин ничего не сказал - просто онемел от негодования, - забрал письмо и вышел вон, нарочно аккуратно прикрыв за собой дверь. И через пять минут вместо письма принес директору на подпись заявление об уходе. До Нового года оставалось десять дней, и он не сомневался, что положенные две недели его заставят отработать. Но директор давно ждал этого момента, подписал заявление сразу и поставил резолюцию: «уволить по собственному желанию с 22 декабря сего года». Признаться, Зимин только обрадовался, что в понедельник ему не надо будет снова тащиться на работу.

Метель мела все сильней. В темноте он не заметил дыры в асфальте, «девятку» тряхнуло, и перестал играть диск, сколько Зимин ни стучал по магнитоле кулаком, - пришлось включить приемник.

- …самая длинная ночь в году! - вместо музыки звонко и оптимистично вещала ведущая какой-то программы.

- Когда силы зла властвуют безраздельно, - добавил ее напарник.

- Толик, а ты веришь в силы зла?

- Наши предки называли эту ночь «Карачун», Маша. Карачун - таинственная сила, укорачивающая день.

«И называется эта таинственная сила гравитацией», - подумал Зимин.

Ведущий понизил голос, завывая в микрофон:

- А еще это слово означает погибель, безвременную смерть. Силы зла стремятся уничтожить добро и свет.

- Давай послушаем песню о борьбе добра со злом! - предложила ведущая - снова звонко и оптимистично.