Карачун

- Эй, не делай этого… - как-то необычно тихо и жалостно сказал старик.

И Зимин ему почему-то поверил, отодвинулся от огня немного, выдернул из-под снега свой мушкетерский плащ - летучий корабль… И вовремя на нем устроился: руки начали согреваться.

- Лучше бы ты не просыпался… - устало выдохнул старик. - Умер бы легко и безболезненно.

- Заткнись, - бросил ему Зимин, сжимая зубы. Ему было плохо: от жара огня что-то зашевелилось внутри - наверное, таяла ледяная глыба, - но дышать становилось все трудней, голову то застила чернота, то наполнял ослепительный свет. Пальцы багровели на глазах, между суставов вспухли полупрозрачные волдыри. Лицо загорелось, словно Зимин сунул его в костер, ломило нос и уши. Ноги выше колена кололи тысячи иголок. Разливавшейся боли в груди он не почувствовал, согнулся, уткнулся лицом в колени, но задохнулся и выпрямился.

- Так не делают, - обиженно проворчал старик. - Нельзя согреваться быстро.

Зимин и без него это понял. Тошнота соперничала с болью, перед глазами кружилось сразу несколько костров и несколько стариков.

- Ой, мама… - выговорил он перед тем, как из глаз побежали крупные слезы, окончательно перехватывая дыхание.

Нет, он не терял сознания. Он думал, что умирает, - на этот раз на самом деле. И, наверное, так оно и было. В ушах стоял визг невидимых ведьм и свист призраков - постепенно переходящий в ультразвук, неслышный, но от этого еще более невыносимый.

Огонь опал, хворост прогорел, и бревнышко занялось ровным спокойным пламенем. Зимин чувствовал под щекой колючую ткань и не сразу сообразил, что это волосатый мешок из-под сахара: он лежал на боку, лицом у старика на коленях - как на подушке. Все еще тошнило, но дышать стало немного легче. Его бил озноб.

- Ну как? - спросил старик.

- Руки очень болят, - ответил Зимин. Зуб на зуб не попадал, но язык заворочался по-человечески.

- Тебе еще надо отогреть ноги, - старик похлопал его по плечу. - Но, признаться, я не вижу в этом смысла. Ты все равно не сможешь идти. Я думаю, ты не сможешь даже встать.

- И что мне теперь, сдохнуть здесь, что ли? - от боли Зимин всегда злился.

Старик рассмеялся. По-хорошему, не зло и даже не зловеще.

- Холодно, - сказал Зимин. Не старику - самому себе. - Надо хвороста подбросить.

От первого же движения в горле снова всколыхнулась тошнота, кровь стукнула в голову. До кучи с хворостом - верней, до того, что от нее осталось, - было не больше трех шагов, Зимин прополз их на четвереньках. Старик смотрел на него с удивлением.

Когда пламя поднялось повыше, потекло из носа, но теплей не стало - наоборот, от озноба сводило живот. Зимин с опаской подвинул ноги к огню - но не близко, только чтобы ощущать тепло.

- Сними носки, - посоветовал старик, и Зимин его послушал.

Минут через десять он лил слезы, матерился, кусал волосатый мешок из-под сахара и свой мушкетерский плащ, молотил кулаками по снегу и по коленкам старика - и ничего не помогало.

- Было бы хуже, если бы ты ничего не чувствовал, - «успокоил» его старик. - Значит, еще живые ноги…

Пальцы на ногах покрылись темными пузырями, а на правой средний палец совсем почернел. О том, чтобы встать на ноги, было страшно даже подумать. А уж впихнуть их - распухшие и сине-багровые - в ботинки…

- А пройдет всего несколько часов, и начнется гангрена, - добавил старик с улыбкой. - Сейчас это лечат, но в стационаре, а не в лесу у костра.

- Заткнись, - Зимин шарахнул его кулаком по коленке.

- Да я-то могу и помолчать, только кому от этого будет лучше?

- Вот и помолчи немного!

Боль отпустила не совсем, и Зимину даже казалось, что он просто немного привык к ней, а слабей она не стала. Он повернулся на спину, продолжая пользоваться коленями старика как подушкой, достал сигареты и сначала протянул пачку старику. Тот молча взял одну штуку.

На руках полопались пузыри, и дрожь от холода не проходила.

- Как думаешь, ботинки надевать? - спросил Зимин, затянувшись.

Старик промолчал.

- Да ладно, я это просто так сказал, - Зимин запрокинул голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

- Босиком пойдешь? - старик скосил на него глаза.

- Я думаю портянки из одеяла сделать.

- Может, ты умеешь их на ноги наматывать?

- Что там уметь, дело нехитрое…

Дело оказалось хитрым, особенно в отсутствии веревок - Зимин провозился долго, сидя на стволе сосенки, край которого лежал в костре. И хотя у носков из верблюжьей шерсти уже не было подошв, их он тоже высушил и приспособил внутрь своих «опорок». Ногам было тепло, но больно, даже сидя; рукам - холодно даже возле костра. К ознобу добавилась икота, но дышать вроде стало легче.

Зимин попытался встать, что само по себе было непросто: в глазах потемнело, голову сдавило ледяным обручем, и среди деревьев примерещились лохматые тушки неуклюжих леших. Если бы старик не стоял рядом и не подставил плечо, Зимин бы упал. Нет, не острые ножи - в пятки ударили тупые гвозди, да еще и пробили ступни насквозь.

- А что я говорил? - старик смерил его взглядом: Зимин боялся вздохнуть и открыть глаза. Впору было расплакаться снова…

- Мне нужен посох, - пробормотал он сквозь зубы. - У тебя нету посоха?