– Потому что с конца‑у начал, – фыркнуло это клетчатое безобразие.
Заметил, гад! Ну и фиг с ним! Главное, я уже придумал, как отболтаться.
Видимо, решив, что доказал мне свое умственное превосходство, Сириус растянулся на полу и принялся равнодушно вылизывать лапу. Я с минуту понаблюдал за котом. В глаза бросилось рыжее пятно, закрывшее безупречно‑белое поле одной из клеток где‑то в районе лопаток. Масло я на него пролил, что ли?
– Сыр, – позвал я, но пушистая скотина даже ухом не повела. – Сырок! Творожок!
Кот повернул ко мне голову на пару секунд, показал клыки, зашипел, а потом снова занялся туалетом, как ни в чем не бывало. А вот фиг! Не дождется. Ишь чего удумал! Чтобы я к нему как к королю обращался! По‑хорошему, значит, не хочет?
– Эй, ты, молочнокислый продукт! – рявкнул я. Кот от лапы не отвлекся, но принялся бить хвостом. Ага! Не нравится! А другого не будет. – Ну и дурак, – пожал я плечами, – я просто хотел тебе посоветовать не лапу до дыр драить, а спину почистить. У тебя на ней пятно какое‑то.
Кис на мгновение застыл, видимо, размышляя, стоит ли обращать внимание на мои рекомендации, или лучше продолжать меня игнорировать за столь хамское, с его точки зрения, обращение. Скосил глаза, стараясь, чтобы я этого не заметил, но из такого положения разглядеть собственные лопатки было невозможно. Вздохнул. Еще пару раз лизнул уже мокрую конечность. Потом, наверное, врожденная кошачья чистоплотность взяла верх над гордостью, и он вывернул шею, чтобы проверить правдивость моих слов. А убедившись, взвился в возмущенном прыжке, оттолкнувшись сразу четырьмя лапами, приземлился, изогнувшись еще в воздухе, и принялся яростно отдраивать языком тускло‑рыжую клетку. Я от души наслаждался этим нехитрым зрелищем. Даже мышь выползла из укрытия и взирала на чистюлю‑кота почти с умилением.
Минут через пять, так и не добившись успеха в благородном деле борьбы за чистоту, Сириус недоуменно принюхался к пятну. Раздраженно фыркнул. Снова принюхался. Лизнул и застыл, словно пытаясь распробовать пятно на вкус. Потом покосился на меня.
– Что, не смывается? – сочувственно поинтересовался я.
Сырок опустил голову, подумал, снова выгнулся и посмотрел на пятно. Вздохнул.
– Может, глянешь, что у меня‑у там за дрянь? – отвернувшись от меня, заискивающе вопросил он пространство.
– Ладно, иди… – я похлопал по колену, – …только когти не выпуска‑а‑а‑ай! – опоздал с предупреждением, идиот.
А спустя еще полчаса мы оба, начисто забыв о волшебном зеркале и поручении учителя, решали сакраментальный вопрос, почему мог порыжеть клок шерсти. А он именно порыжел. Просто сменил окрас с белого на тускло‑рыжий. Совсем, как мои волосы. Я зачем‑то высказал это сравнение вслух. Сириус сначала обиженно напыжился, но вдруг хихикнул.
– Еще скажи, что это ко мне клок твоих волос прирос! Мау‑у‑у?
– С чего бы это? – не понял я. – Мои, вроде, все при мне, убегать ко всяким сомнительным личностям кошачьей национальности не собираются.
– А ты‑у хорошо проверял? – почему‑то развеселился котяра.
– А чего проверять‑то? Я, когда встал, причесывался.
– И перед зеркалом повертелся‑у? – не унимался клетчатый паршивец.
– Больно надо! – я постарался скрыть бросившуюся в лицо краску. Ну да, каюсь, есть за мной такой грешок. Причем, зачем пялюсь каждый раз на свою невнятную физиономию, сам не знаю. Ничего же нового не увижу. А хочется… Так хочется иногда взглянуть в проклятое стекло и увидеть не веснушчатое сутулое недоразумение, а статного красавца с гордым аристократическим профилем, орлиным взором и обаятельной улыбкой. Эх…
Мысли почему‑то вернулись к Киниаде, и мне совсем поплохело. Так поплохело, что и мечтать о ней расхотелось. Такая девушка!.. А тут я…
– Значит, сегодня не шибко на себя‑у любовался? Мур‑р‑уа? – вернул меня к действительности повторенный провокационный вопрос.
– Ой, да отвянь, а? – поморщился я. – Было бы на что любоваться!
– А зря‑у, батенька, зря‑у! – совсем уж непонятно чему возрадовался кот. – Как раз сегодня‑то, пожалуй, и стоило бы! Глядишь, и заметил бы, что у тебя‑у на затылке проплешинка появилась. Умр‑р‑р?
– Что?! – взревел я и схватился рукой за макушку. Шевелюра, хоть и невесть какая, была на месте. Я провел рукой вниз, к шее, и почти сразу нащупал пятачок гладкой кожи.